Институт

Только без Глэдис, - хотел сказать он, но дверь В-17 была закрыта. Глэдис исчезла. Может быть, чтобы поберечь мою гордость, подумал Люк, но, скорее всего, потому, что с неё уже было достаточно моего дерьма. Это бы его взбодрило, если бы не стеклянный стержень, который скоро, он был уверен, будет исследовать ранее неизведанные глубины его анатомии. Он был похож на термометр, который ветеринар мог использовать, чтобы измерить температуру лошади.

- Без чего? - Он помахивал термометром взад-вперед, как жезлом мажоретки. - Только без этого? Извини, парень, ничего не могу поделать. Приказ из штаба, знаешь ли.

- А не проще ли было бы это сделать температурной полоской? - Сказал Люк. - Держу пари, ты можешь купить её в Си-Ви-Эс[103] за полтора доллара. Еще дешевле, если есть дисконт на заправку…

- Прибереги свои мудрые речи для друзей. Спускай штаны и наклонись над креслом, или я помогу. И, поверь, тебе это не понравится.

Люк медленно подошел к креслу, расстегнул брюки, спустил их вниз и наклонился.

- Вау, ох уж это полнолуние! - Перед ним стоял Зик. В одной руке он держал термометр, в другой - баночку с вазелином. Он опустил термометр в банку и вытащил его. С его конца свисал желеобразный комок. Для Люка это выглядело как кульминация грязной шутки.

- Видишь? Смазки достаточно. Это совсем не больно. Просто расслабь свои булки и напомни себе, что пока ты не почувствуешь на себе обе мои руки, твоя девственность останется нетронутой.

Он обошел вокруг Люка, который стоял, согнувшись, положив руки на сиденье стула и выставив ягодицы. Он чувствовал запах его пота, очень и очень сильный. Он попытался напомнить себе, что он не первый ребенок, получивший такую процедуру в Институте. Это немного помогло... но, на самом деле, не так уж и много. Комната была заставлена высокотехнологичным оборудованием, а этот человек готовился измерить его температуру самым нетехнологичным способом, который только можно было себе представить. Зачем?

Чтобы сломать меня, подумал Люк. Чтобы убедиться, что я понимаю, что я просто морская свинка, и когда у вас есть морские свинки, вы можете получать нужные вам данные любым подходящим способом. И, возможно, они даже не нуждаются в этих конкретных данных. Может быть, это просто способ спросить: Если мы можем засунуть это тебе в задницу, то что еще мы можем туда засунуть? Ответ был прост: Все, что захотим.

- Неизвестность тебя убивает, не так ли? - Сказал Зик из-за его спины, и этот сукин сын засмеялся.

9

После унижения термометром, которое, казалось, продолжалось очень долго, Зик измерил его кровяное давление, надел на палец кислородный монитор и проверил его рост и вес. Он заглянул в горло Люка и в его нос. Он записывал результаты, что-то при этом напевая. К тому времени в кабинет вернулась Глэдис. Она пила кофе из кружки с маргаритками и улыбалась своей фальшивой улыбкой.

- Время для укола, Люки-бой, - сказал Зик. - Ты ведь не собираешься доставлять мне никаких хлопот?

Люк покачал головой. Единственное, чего ему сейчас хотелось, - это вернуться в свою комнату и вытереть вазелин с задницы. Ему нечего было стыдиться, но все равно ему было стыдно. Его унизили.

Зик сделал ему укол. На этот раз жара не было. На этот раз не было ничего, кроме небольшой боли, которая тут же прошла.

Зик смотрел на часы, шевеля губами и отсчитывая секунды. Люк сделал то же самое, только не шевеля губами. Он уже дошел до тридцати, когда Зик опустил руку.

- Тошнит?

Люк покачал головой.

- У тебя во рту есть металлический привкус?

Единственное, что Люк ощутил на вкус, - это остатки апельсинового сока.

- Нет.

- Ладно, хорошо. А теперь посмотри на стену. Видишь какие-нибудь точки? Или, может быть, они выглядят скорее, как круги.

Люк покачал головой.

- Ты говоришь правду, парень?

- Правду. Никаких точек. Никаких кругов.

Зик несколько секунд смотрел ему прямо в глаза (Люк хотел было спросить, не видит ли он там каких-нибудь точек, но сдержался). Затем он выпрямился, демонстративно отряхнул ладони и повернулся к Глэдис.

- Давай, уводи его отсюда. Доктор Эванс потребует его сегодня днем для проверки глаз. - Он указал на проектор. - В четыре вечера.

Люк хотел было спросить, что это за штука с глазами, но ему стало все равно. Он был голоден, и это, казалось, не менялось, что бы они с ним ни делали (по крайней мере, до сих пор), но больше всего на свете ему хотелось привести себя в порядок. Он чувствовал себя - только британский диалект английского адекватно это описывал - испорченным.