Инсу-Пу: остров потерянных детей

Майкл кивнул. Это была ложь. Термометр он сегодня утром аккуратно нагрел над ночником, доведя столбик до деления 37,6. Это была такая цифра, чтобы уже можно было вставать, но еще не надо идти в школу. Потому что сама мысль – снова сидеть за партой, как обычный мальчик, и таращиться на доску – была ему нестерпима. И вообще, спрашивал себя Майкл, стоит ли дальше жить? Родители его не понимали, а теперь, после всей этой истории, еще и обходили стороной своего вышедшего из-под управления сына. Не лучше ли будет вообще уйти из дома, уехать в Капиталь и там начать новую жизнь? Он зарабатывал бы сам: по утрам – чистильщиком обуви, днем – разносчиком газет, а вечером – посудомойщиком. Сколько великих людей начинали именно так, а потом, к удивлению пристыженной семьи, достигали головокружительных высот!

В этом деле была только одна загвоздка: дед. Как больно было бы ему читать прощальное письмо Майкла.

Дорогой дедушка!

Я ушел в народ! Если тебя это огорчит, мне будет очень жаль. Но почему ты не дал мне самолеты? Может, мы еще увидимся когда-нибудь!

Твой несчастный внук Майкл

Майкл плакал, кусая подушку. Уехать от деда, от «праотца», как он его иногда в шутку называл, было бы тяжелее всего. Майкл радовался предстоящему плаванию на борту «Серебряной стрелы», насколько ему позволяла радоваться душевная боль. Пусть это станет прощанием с дедом; а потом, когда они вернутся с морской прогулки, Майкл все равно осуществит свой план побега!

* * *

«Серебряная стрела» была одной из самых красивых моторных яхт, когда-либо бороздивших океан. Ослепительно-белая, с блестящими хромированными полосами вдоль всего длинного и стройного корпуса. Каюты были маленькие, но уютные и полные воздуха. Кают-компания использовалась одновременно и как музыкальный салон. К ней примыкал рабочий кабинет, а с другой стороны – курительная комната президента. Но самым лучшим местом на всей яхте была оранжерея. Там все было в зелени, цвели кактусы, пышно разрастались экзотические растения с листьями, похожими на крылья бабочки. А посередине, наполовину скрытый под вьющимися лианами, стоял огромный аквариум. В нем плавали фантастические вуалехвосты и японские рыбки всех цветов радуги. С выпученными глазами и открывающимися ртами они плавали по кругу, иногда глубокомысленно замирали в воде, как будто им было о чем подумать, и потом молнией срывались с места, распугивая своих соседей. Все это помещение с растениями и рыбками имело в себе что-то чудесно таинственное, сказочное, и президент, который любил там бывать, называл его волшебным садом.

Они отплыли в субботу утром, и Майкл вскоре после выхода из гавани примкнул к господину Орелю в рулевой рубке. Он с восхищением увидел, что компас показывает курс ост-норд-ост, как будто «Серебряная стрела» направлялась прямиком в Урбию. И они мчались по океану полным ходом, обычно запретным для этой яхты, потому что президент отвергал всякую спешку, когда отдыхал на борту «Серебряной стрелы». Он любил выйти на водный простор, чтобы не видеть берега, и дальше велел тихо дрейфовать посреди синего моря. Вот поэтому Майкл и удивился.

– А куда мы, собственно, направляемся, господин Орель? – спросил он шкипера.

– Не знаю, – сказал тот. – Господин президент приказал держать курс ост-норд-ост.

В Майкле забрезжила странная догадка. Неужто это… Он прямиком бросился на поиски деда, который слушал в кают-компании, как его старый друг доктор ван Штейн играл на пианино сонату. Майкл не посмел мешать и измучился ждать, когда же эта музыка закончится.

– Дед, – спросил он, едва дождавшись, когда отзвучит последняя нота, – почему господин Орель должен держать курс ост-норд-ост?

Президент загадочно улыбнулся:

– А ты заметил, да? Видишь ли, то, что не может сделать эскадрилья самолетов, потому что они несут боевое дежурство, то позволено «Серебряной стреле» на увеселительной прогулке. А почему она это может? Потому что она находится в частном владении слишком податливого дедушки, который не в силах отделаться от настойчивого внука.

Глаза Майкла расширились.

– Неужто мы отправились на поиски детей? – спросил он.

В разговор вмешался доктор ван Штейн.

– Вот видишь, какой у тебя дедушка? – сказал он, несколько укоризненно блеснув на Майкла глазами поверх очков. – Мы все не особо рады такому выходу в просторы океана и вынуждены подвергать себя опасности только потому, что некий двенадцатилетний мальчик…

– Какой опасности? – перебил доктора Майкл.

– Мой дорогой, – сказал врач, – там, где «Огненная Земля» подорвалась на мине, что-то может случиться и с «Серебряной стрелой».

Дед подал ему знак рукой. Он и без того был сыт по горло преувеличенным чувством вины Майкла, не хватало дополнительно отягощать совесть мальчика еще одной ответственностью.