Хумиевое пальто уже тлело на плечах Аурелии. Она повернулась к нимроду, отступив от релинга. Ближайший моряк был в десятке пусов, дремал над бухтой каната, так и не распутанного до конца. Шлюпка с крысой Навуходоносора показалась из-за кормы «Ацея». Ветер легонько ерошил гриву мертвого морского змея.
Ихмет не выпрямился, не отвернулся от релинга. Симметрично возложил пустые руки на поручень. Смотрел, как внутренности твари меняют цвет в лучах восходящего Солнца.
— Поверишь ли, что, когда я встретил его впервые, он был ниже меня, и даже за обеденными беседами к нему не слишком-то прислушивались и перехватывали слово? Это было благородно: помочь Бербелеку Коленицкому, когда ему требовалась помощь, дать ему сил, когда он сам ими не обладал. Но позже он принялся наполнять Формы, что ему подсовывали, всякая — больше предыдущей: любовник, отец, гегемон джурджи, мститель, стратегос. Она — некая ведьмачья текнитес псюхе, верно? Шулима. В прошлом месяце в Аргенторатийской курильне… он уже говорил о себе: кратистоборец, кратистоборец. Пойдет на Чернокнижника и погибнет.
Аурелия придвинулась к Зайдару, он почувствовал волну тепла.
— А ведь ты ему верен, — шепнула она. — Тебе не все равно.
— Тебя не было, когда в Секстилисе он с неполной сотней взял крепость Данциг. Остатки защитников ее сами бросились на скалы. Чувствовалось: се идет История; мы же — в шаге следом. Совсем не то, что конвоировать караваны и защищать корабли.
— Мы его не покинем.
Внезапно он повернулся, схватив ее в охапку. Форма уже была совершенно иной, Аурелия лишь откинула голову и хрипло рассмеялась (Аурелия-третья).
Ихмет поцеловел ее внутрь горячего запястья.
— Мои внучки… ты ведь даже помладше их.
— Господин Зайдар, что это вы? — громко чмокнула.
— Господин Зайдар укурился гашишем, ему понадобится огонь, чтобы погасить огонь, ох, гляди, задымится у тебя попка.
Она фыркнула горячими искрами ему в лицо. Ругаясь, перс принялся гасить усы и бороду. Она же смеялась, отходя. Проснувшийся матрос что-то крикнул ей на гэльском. Девушка послала ему воздушный поцелуйчик.
— Еще до полнолуния! Увидишь! — крикнул ей Ихмет. — В охоте мне всегда везет! Ха!
Не оглядываясь, она махнула рукой.
Он смотрел, как Аурелия сворачивает к корме и исчезает за опорой мачты. Значит, лунница, да. Разве не такими их описывал Элькинг? «С телами горящими и душами испепеленными». Достаточно было взглянуть в глаза эстле Амитаче. Змея, Змея. С первого мига, когда я увидел ее в цирке, — ее усмешка, жест, взгляд, уже тогда она пробовала поймать меня в сеть, манипулировать. Эстлос Бербелек этого не видел, потому что жаждал, чтобы им манипулировали; но именно так человек попадает в зависимость: видит уже не себя, но свое отражение в чужих глазах и оттуда черпает морфу. Даже когда позже, в Африке, Амитаче ему покорилась — покорилась, поскольку такого Иеронима Бербелека и хотела: заставляющего покоряться. Она, а скорее ее Госпожа, Лунная Ведьма. Теперь Бербелек поднимает в Европе новый ураган истории, вздымает волны старой ненависти, да так, что внезапно модным, правильным и единственно верным сделалось отвернуться от Чернокнижника и поднять штандарт против Москвы, что такова стала Форма конца века. Все знают, зачем он это делает, всем известно его имя и его месть, да, Бербелек сам сделался столь явным элементом истории, что никто ни о чем не спрашивает. Я и сам не спрашивал, морфа победила все: Возвращение Бербелека. Это модно, правильно и единственно верно. И Ведьма прекрасно об этом знает: никто не будет искать скрытые мотивы, когда существует мотив явный, настолько очевидный. Ей был нужен некто, кто повел бы их на Чернокнижника, — и она нашла Иеронима Бербелека, идеальное орудие. Требовалось всего-то вернуть его к жизни. Притянуть его к Формам силы, а еще задурить голову рассказами о всемирной какоморфии, о гибели его сына, ложь столь великая, что неопровержима она из-за самой ее величины, — и вот: безопасная месть чужими руками. А Шулима продолжает смущать его разум, есть она или нет ее рядом, отравляет ему псюхе, черная крыса Иллеи. Из этого проклятого круга нет выхода. Ихмет сплюнул за борт. Придется мне самому ее убить, убью Змею. Прежде чем она отправит его на смерть. Ему даже не скажешь об этом, он уже ничего не замечает. Но ведь кто-то должен защищать его от Луны. И — не Аурелия же.
Шлюпка Навуходоносора медленно миновала раскинувшийся по морским волнам павлиний хвост морского змея.