Иные песни

Несколькими часами ранее, на холодном рассвете, когда они ехали по улицам города, Аурелия всматривалась в пергамцев, приветствовавших, казалось, победителей и размахивающих цветами Селевкидитов. Еще с большим энтузиазмом недавно приветствовали их амиданцы на Площади Атталидов — и все с шестью пальцами на руках. А если столько видно в их теле, сколько же осталось от Чернокнижника в разуме пергамцев? Нужно выдавить из народа Форму оккупанта. Но как же это сделать, если Хрустальный Флореум останется пустым, а в керосе земли продолжат сталкиваться короны Семипалого и Чернокнижника?

Конечно, можно добровольно отдать себя в антос одного из них, а поскольку Вдовец не входит в игру…

Но существовала и еще одна возможность.

Никто не рождается стратегосом, никто не рождается виктором или тираном — и не все кратистосы рождаются кратистосами.

— Кириос, — прошептала Аурелия, склонившись над плечом эстлоса Бербелека, — это заговор Семипалого и Чернокнижника, хотят связать тебя с Пергамом, чтобы ты уже не —

Стратегос глянул на нее — и девушка замолчала.

Кивнул канцлеру.

— Через несколько дней я вернусь в Амиду и лично оговорю эту проблему с Марием. В любом случае, он может быть уверен, что его королевство недолго уже пребудет под морфой оккупантов. А теперь прости меня, здесь есть несколько дел, требующих срочного решения. Аурелия, за мной.

И вышел быстрым шагом в атриум в дальней части дворца.

— Забываешься! — рявкнул он на риттера, остановившись там под водяной пальмой. — Не затем я взял тебя на Землю, чтобы ты давала мне политические советы!

Она сжала кулаки — аж взвыли в своем беге раздувшиеся вихревицы, — сжала кулаки и не отступила перед гневом стратегоса.

— А зачем ты меня взял, эстлос? Чтобы стояла подле тебя и своим молчаливым равнодушием санкционировала от имени Госпожи каждое решение — чтобы они думали, что Госпожа их санкционирует? Не буду этого делать! Если намереваешься ее предать —

Иероним Бербелек рассмеялся.

Аурелия воспламенилась.

— Господин! Молю!

Легкомысленно взмахнув рукою, стратегос присел на мраморный бортик, окружавший имплувиум. В бассейне плавали мелкие красные рыбки; некоторое время он задумчиво следил за их пляской.

— Успокойся, — проворчал стратегос. — С чего тебе вообще пришло в голову это предательство?

— Думаешь, я этого не вижу? Уже все видят! Ты Стратегос Луны, о Луне тебе и следует беспокоиться. Разве Герохарис тебе не сообщал? Даже я знаю из сплетен на «Подзвездной»: адинатосы снова пытались высадиться на Обратной Стороне. Госпожа дала тебе золото, Госпожа дала тебе войско, Госпожа дала тебе силу, чтобы ты убил арретесового кратистоса. А ты что делаешь?

— А что я делаю? — Он приподнял бровь. Левой рукой плескался в имплувиуме.

— Чернокнижник — понимаю, ты должен как-то их соединить, склонить к Иллее, направить против Искривления. Но ты уже даже не думаешь всерьез об ударе по Уралу, верно? А что уж говорить об эфирной войне! Просто используешь —

— О! А можно узнать, откуда такой вывод?

— Яна меня просветила, — с сарказмом фыркнула Аурелия. — Всякий человек, кто достаточно силен, чтобы убить кратистоса, особенно адинатосового, одновременно достаточно силен, чтобы получить себе на Земле место, сравнимое с кратистосовым.

— Это правда.

— Так во имя чего ему от этого отказываться? А теперь Марий присылает канцлера и открыто просит тебя стать протектором Четвертого Пергама. Да ты, по сути, уже и стал им, без твоего Хоррора он не протянет и месяца. Ты и вправду думал, что кого-то обманет это представление в Амиде? Принеся Марию клятву, ты его короновал! Кириос!

Стратегос поднял взгляд. В переходе за колоннадой атриума толклось множество дворцовых дулосов; под взглядом Бербелека они поспешно отступили. Эстлос указал мокрой рукой на надпись, выкованную на арке над входом в парадную часть дворца: ‘Ηθοζ αυθρώπω δαιµων.

— Характер человека — его судьба. Интересно, отчего наш бывший наместник позволил сохранить здесь эту мудрость Гераклита. В его случае — она весьма точна. Как думаешь, Аурелия, так ли это на самом деле? Характер человека — его судьба?

Аурелия отчетливо чувствовала, как стратегос втягивает ее в форму пустой, дружеской болтовни. И не могла ничего поделать; как же отвечать криком на такие слова? Это была бы уже неразумная истерика.

— Не знаю, — пробормотала она.

— У тебя доброе сердце, сильный характер. Чего ты боишься? Поступай, как прикажет твоя природа.

Сквозь открытый комплювиум он взглянул на бледно-серое небо, затянутое темными полосами дыма.

— Еще нет и полудня. Сними этот доспех, официальная часть завершилась. Пройдемся по городу, позови Обола.

— Кириос…

— Что, я должен и тебе поклясться?

Она покачала головой.

— Нет, знаю, что между нами не может быть никаких отношений чести. Пока могу тебе верить, я должна тебе верить.

Он снова засмеялся. Поймав одну из рыбок, глядел, как та трепещет в панике на его ладони.

— Госпожа тебя вознаградит.

* * *