Иные песни

Статуя Афины Полиады лежала в маслянистой грязи, срубленная на высоте коленей; у Афины также не было и головы. На обгорелом корпусе богини сидела хоррорная в распоротом углеродном нагруднике и, помогая себе зубами, левой рукой бинтовала правую. Увидев стратегоса, вскочила, чтобы отсалютовать, бинт упал в грязь. Эстлос Бербелек указал горящей риктой вниз по склону, на руины гимназиона, над которыми все еще поднимались клубы черного дыма.

— Лазарет перенесли туда.

Портик Пергамской Библиотеки был уничтожен почти на две трети, остались только колонны, сильнее всего удаленные от Святого Круга. Вернее от того, во что под антосом Чернокнижника Святой Круг превратился: площадь с фонтанами и несколькими статуями посреди правительственного комплекса. К северу от площади находилось главное здание Пергамской Библиотеки, к западу — святыня Афины, за которой полукружия каменных ступеней пологим спуском уходили к городу. В святыне Афины во время владычества Урала размещались представительства милиции. От них нынче осталась лишь куча обгорелых руин: сюда упала одна из тех второпях сработанных бомб с «Уркайи». Большая доля старейшей части Библиотеки, выстроенной еще во времена Александрийских Атталидов, пребывала в ненамного лучшем состоянии. Эстлос Бербелек хотел войти через западный портик и наткнулся на вздымавшиеся выше головы завалы. Все здесь было мокрым, осклизлым от грязи, вода собиралась в разломах плит.

Они обошли колоннаду вокруг.

— Что опять, лучше бы помогли, вместо того чтобы… А-а! Ну в чем дело?

С десяток человек выносили наружу стопки книг и пергаментных свитков, дулосы раскладывали их на площади. Мужчина, руководивший операцией, высокий старик византийской морфы, сперва заметил хоррорных спутников стратегоса (Бербелек взял с собой четверых солдат), а лишь после — самого стратегоса. Он не знал его, но, несомненно, распознал морфу. Почтительно склонился.

— Эстлос. Что вам угодно?

— Ты — Метон Месита?

— Верно.

— Мне чрезвычайно необходимы кое-какие тексты, ваша библиотека владеет их копиями. Кто управляет каталогами?

— Как видишь, эстлос, нынче нелучшее время… Верхние хранилища сгорели, подземные залиты… Всю ночь мы гасили пожары, чего не сожрал огонь, то уничтожила вода. Не знаем еще, что удастся спасти. Если бы не эти постоянные бури с моря, сгорело бы все. Восстановление библиотеки —

— Об этом не беспокойся, скорее всего, мы не станем отстраивать город. Но уж точно —

— Что?

— Ты наверняка можешь указать мне человека —

— Что ты вытворяешь? Отойди!

Это было сказано уже не стратегосу, но Аурелии, которая успела отодвинуться от говоривших и, кружа между неровными баррикадами из книжек и свитков (а сюда также вынесли сундуки с глиняными таблицами и свертки полуистлевших тканей), наткнулась на оригинал «Римских писем» Провего и на комплект комедий Лигайона в греческом издании. Склонившись, начала их листать. Вероятно, между ее ладонями проскочила бессознательная искра, поскольку загорелась бумага одного из томов из ближайшей стопки.

Лунница поспешно отступила. Подбежал бородатый вавилонянин с мокрой тряпкой в руках, погасил огонь.

— Что ты себе позволяешь? — загудел он отчаянно из глубин спутанной, полусожженной бороды. — После всего, что случилось, приходить сюда с огнем! Выбрось свой махорник!

Перед выходом из дворца Аурелия, согласно приказанию эстлоса Бербелека, сняла доспех. Из дворцового гардероба выбрала себе цветную индусскую юбку, привычно длинную, но подвязанную низко на бедрах. Помня о советах Алитэ, нашла также несколько настолько же бесполезных, сколь и симпатичных дополнений: ожерелье, оттеняющее темную кожу сверкающим серебром, свободные цыганские браслеты, голубые напальники из кожи василиска. Корча зеркалу глуповатые рожи, еще и обвязала голову аксумейским тюрбаном, красным, как мидасское вино. И кем теперь она была? Переодёвкой или переодетым? И какую переодёвку она носит в наготе своей? И чем бы она осталась, исчезни ее тело? Может, они были правы, называя ее Пепельной Девой, поскольку пепел станет ее конечной Формой. Мы и вправду не знаем собственной морфы, пока не столкнем ее с морфой иной.

— Я не курю, — пробормотала она.

Бородач, казалось, не обращал на нее внимания; отвернувшись, обменивался на неизвестном Аурелии языке гневными репликами с остальными библиотекарями. Она присмотрелась к нему внимательней. Мужчина был младше, чем казался на первый взгляд, грязная туника, испачканные волосы и обожженная кожа успешно его маскировали. Судя же по рубиевому перстню на шестом пальце и гневу в присутствии стратегоса Бербелека, он мог оказаться даже аристократом.