Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

Бродский, впрочем, тоже не питал к Александру Аркадьевичу особых симпатий, хотя и не мог не согласиться с тем, что атмосфера его собраний была чрезвычайно привлекательной, а дискуссии на метафизические и духовные темы были весьма плодотворной почвой для человека, жадно впитывающего знания, получить которые в официальных советских вузах было невозможно.

Уже в Нью-Йорке журналист Наташа Шарымова писала: «Я помню какие-то разговоры о том, что Иосифа извлек из геологических экспедиций и направил на поэтическую стезю Александр Уманский, с которым Бродский дружил в конце 50-х – начале 60-х. Уманского я никогда не видела, недавно узнала, что он в Америке, пыталась разыскать его через Гарика Гинзбурга-Воскова (был участником “кружка Уманского”), но – увы… Гарик какую-либо информацию об Уманском сообщить отказался, говорил, что встреча с ним бессмысленна. Ни Гарика, ни Александра теперь уже не спросить».

И вновь Иосиф оказался в «кружке Уманского» в статусе наблюдателя, хориста, что вместе со всеми исполняет песню из Пролога к трагедии Еврипида «Медея», но его голос уже звучит ярче и громче остальных:

Клятвы днесь – что ковер, который в грязи расстелен.

Места, где честь живет, вам не покажет эллин.

Разве – ткнет пальцем вверх; знать, небосвод побелен.

Даром что муж с другой делит твой нынче ложе,

царской крови она, тело ее – моложе.

За морем отчий дом, где тебя вскормили!

За кормой, за бортом! Ты – в неизвестном мире.

И от отчаянья море становится только шире.

В декабре 1960 года Иосиф Бродский согласился выполнить просьбу Александра Аркадьевича – передать в Самарканд Олегу Шахматову, который якобы учился там в консерватории, рукопись его философского трактата.

Далее начинается так называемый «Самаркандский эпизод» в жизни Бродского, начать повествование о котором нам представляется интересным в ретроспективном ключе, а именно со слов Бориса Борисовича Вайля (1939–2010) – писателя, диссидента и политзаключенного.

Итак, в 1963 году в мордовском лагере «спец 10» (классификация – «каторжная тюрьма») появился новый заключенный Олег Шахматов.

Борис Вайль: «Новенький, Олег Шахматов, недавно с воли, но, поскольку он попал к нам, а не на “общак” или на “строгий”, было ясно, что у него не одна судимость. Он был еще молодым человеком (впрочем, оказалось потом, старше меня), черты лица нервные, тонкие губы, голову держал немного набок. Шахматов оказался не в лучшей камере. В отличие от той, в которой сидел я, в его камере заправляли уголовники. И ему с ними было плохо. Но скажем сразу: во многом он был виноват сам. Дело в том, что по прибытии в лагерь он принял странное – я бы даже сказал, безумное – решение: разговаривать с другими заключенными только по-английски. Или не разговаривать вовсе».

О первой судимости Шахматов рассказывал неохотно и сбивчиво. А вот о том, за что сел на сей раз, сообщал с видимой охотой.

Борис Вайль: «Он сидел по ст. 70 ч. 1, бывшая 58–10 (попытка “измены родине”) Он рассказал мне, что у него есть подельник Уманский – очень умный, по словам Шахматова, человек – и еще один, которого “отшили” от их дела – поэт Иосиф Бродский… По словам Шахматова, Бродский был чуть ли не гениальный поэт, чему я, разумеется, просто не поверил. Впрочем, Шахматов ни разу не процитировал мне Бродского – скорее всего потому, что его стихов наизусть он и не помнил».

Из весьма невнятных и путанных рассказов Шахматова вырисовывалась следующая картина. Оказавшись в Самарканде, Олег увлекся поиском каких-то таинственных сокровищ (существует версия, что он поступил в местную консерваторию и занимался музыкой в местном Доме офицеров). Сюда к нему в гости из Ленинграда и прилетел Иосиф.

Борис Вайль: «Как известно, в Самарканде в декабре 1960 года Бродский и Шахматов хотели, похитив самолет, улететь за границу. Потом передумали. Бродский вернулся в Ленинград, Шахматов – в Красноярск. Кроме того, в Самарканд они возили “антисоветскую” рукопись, автором которой был признан Уманский, в надежде передать ее иностранному туристу.

В учетной карточке Шахматова сказано:

11.09.1961. Красноярск. Арест: незаконное хранение оружия.

20.10.1961. Красноярск, нарсуд (Сталинского р-на): ст. 218 ч. 1: 2 года лишения свободы».

Однако, уже находясь на красноярской зоне, Шахматов имел встречу с представителем КГБ, которому он сообщил дополнительную информацию о существовании «антисоветской группы» Уманский – Бродский – Шахматов – Шульц, а именно о рукописи Александра Уманского и попытке угона самолета из Самарканда в Иран на американскую военную базу в Мешхеде.

29 января 1962 года в Ленинграде были задержаны Александр Уманский, Иосиф Бродский и Сергей Шульц.