Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Грач сокрушался, что Киров так и не попал к ним в театр, а МХАТу, наоборот, повезло. Перед смертью Киров был именно у них. Более того, Булгаков мог быть польщен: последнее, что видел Киров в жизни из изящного, — пьеса Михаила Афанасьевича «Дни Турбиных».

6 декабря состоялась панихида по Кирову. Был очень сильный мороз. Зинаида Сергеевна осталась дома. Исаак Осипович вместе с коллегами пошел на траурную церемонию. Говорили много речей, клялись отомстить врагам, всех перебить. В речи одного из выступающих Дунаевский уловил чудный мотив. Надо было запомнить и записать, только момент оказался неподходящим. Главная звуковая особенность той поры: характерный шепоток по всем углам. Шепот доносился даже от мебели. Что делать?

Грач внимательно следил за всеми и, если кто-то расслаблял мышцы и убирал скорбную маску с лица, тут же подлетал и больно щипал, чтобы соответствующее выражение появилось. Мороз был страшный. Потом говорили, что многие солдаты заболели менингитом. Больных просто пристрелили — не было лекарств. Царство слухов разрасталось.

Сразу же после траурных дней возобновились звонки из киностудии. Больше всех одолевал Корш-Саблин. Он мечтал снять либо фильм про детей, либо про Красную армию. Потом стали донимать из разных театров. Сочинять Исаак Осипович был готов всегда. Грач считал, что Дунаевский много работает для других и мало для своего родного театра.

Как-то нарвались на самого Грача. Тот долго рычал в трубку, чтобы Дунаевского оставили в покое. В трубке уважительно выслушали ругань, а потом разразились смехом. Это была Зинаида Сергеевна.

Приближался 1935 год. Зинаида Сергеевна считала, что он будет самым счастливым в жизни Дунаевского. Хотелось в это верить. Люди влюблялись. Всю труппу занимал роман Володи Нильсена, молодого 28-летнего парня. Он устроил пятилетний юбилей своей женитьбы на прекрасной белокурой особе — итальянской актрисе Иде Пензо, которая, повинуясь голосу сердца, приехала в красную Россию и стала актрисой театра Управления культуры электриков. Все опасались, что Владимир уедет в Италию и не вернется. Мало кто знал, что Нильсен уже отбыл три года ссылки на Севере за незаконный переход финской границы. А все говорили: «Красавец — убежит». Итальянка жила в «Метрополе» в номере 317.

* * *

…И вдруг — звонок от Александрова. Он узнал от Шумяцкого, что премьера «Веселых ребят» состоится до Нового года. Сталин хочет повеселить народ.

— «Комсомольская правда» — за нас, — сказал Григорий Васильевич. — Они будут нас поддерживать. Я точно знаю.

Шумяцкий наговорил все это Александрову, чтобы тот не унывал. Александров, конечно, не ожидал такого успеха, а потом сразу стал думать о Сталинской премии, о звании Героя Советского Союза. Он был ужасно честолюбив. Ужасно. Он и Любовь Петровна. Об этом знали немногие.

24 декабря Дунаевский купил «Комсомольскую правду». В ней огромными буквами было набрано: «Завтра премьера». Весь день бегали линейные администраторы: сверяли какие-то списки, совали какие-то билеты, спрашивали, сколько гостей будет с Исааком Осиповичем. В «Ударнике» готовили премьеру в упадническом духе римских императоров. Это было первое кинособытие, где все гости должны были присутствовать во фраках и смокингах. Начало сеанса назначили на 20 часов. Предполагалось, фильм закончится около полуночи — необычно поздно для Советского государства, отвергающего ночные кошмары.

Затем «Комсомолка» аршинными буквами советовала встретиться с виновниками торжества. Первым поместили кинорежиссера Александрова, второй шла артистка Любовь Орлова, третьим стояло имя Дунаевского, замыкал «когорту славных» оператор Нильсен. Тот самый сердцеед, которому была уготована страшная любовь. Утесов в это время быть в Москве не мог. Он находился на гастролях с джазовым коллективом.

Орлова и Александров заявили, что они сядут в зрительный зал. Дунаевский был против. Нильсен присоединился к большинству.

— Дуня, мы будем слушать, что они о нас говорят, — с сияющими глазами поделилась Орлова.

Зазвучала музыка Дунаевского, и появились титры. В зале громким шепотом их зачитывали: «Орлова, Александров, Тишечкин, Шумский». Прозвучала фамилия Дунаевского, Орлова толкнула Дуню в бок. На экране появились кадры, как Костя Потехин выходит за ворота, погоняя рогатое общество. «Утесов, Утесов!» — закричали в самых разных углах зала.

Легко на сердце от песни веселой,

Она скучать не дает никогда,И любят песню деревни и села,И любят песню большие города.Нам песня строить и жить помогает…

Мало кто знает, что первоначальный вариант текста выглядел иначе: «Нам песня жить и любить помогает». Потом из воспитательных соображений слово «любить» заменили на глагол «строить». Но Исаак Осипович предпочитал именно «жить и любить».