Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Виктор Шкловский говорил: «Эйзенштейн, давая экспертизу на один сценарий, заявил, что рассказ Бабеля — это уже 75 процентов нужного сценария, а сценарий того же Бабеля дает только 25 или 30 процентов результата. При сценарной разработке из рассказа уходит атмосфера. Григорий Васильевич требовал того же. Мне нужна атмосфера, Исаак Осипович, а уж затем мы эту атмосферу разобьем по кадрам».

Режиссер был слепо уверен в музыке Дунаевского.

— Мы сходимся с вами, Исаак Осипович, на том, что музыка будет одним из героев нашей фильмы, а вовсе не аккомпанементом. Вы только должны нам этого героя представить.

Биограф Дунаевского Августа Сараева-Бондарь воспроизводит дальнейшее развитие ключевого момента истории советского кино.

«— А какой вы предполагаете услышать музыку? — с любопытством спросил Петров.

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо крепко подумать, — заговорил Дунаевский, — во всяком случае, такая песня потребует мобилизации всех моих сил, всех моих чувств, всего моего мастерства и… ожидания высокой гостьи — мелодии.

— Вам всегда нужны женщины, чтобы творить, — пошутил Петров. — Когда же вы ее ждете?»

Это были их обычные шутки. Иногда Григорий Васильевич безмерно раздражал своих соавторов. Свое раздражение Ильф с Петровым переносили на Дунаевского, почему-то не смея подтрунивать над Александровым.

Все началось с того, что они прозвали Дунаевского Остапом Осиповичем. Дунаевский всегда отчаянно веселился, слыша это, еще больше своей непробиваемостью приводя в бешенство писателей. Видимо, они завидовали способности Исаака Осиповича делать сразу множество дел, что они считали авантюризмом в искусстве.

— Ну как, Остап Осипович, к вам еще никто не заходил? — подтрунивал Ильф всякий раз над Дунаевским, когда встречались. — Муза не заходила?

— Когда зайдет, пригласите познакомиться, — дополнял «брат».

— Вы что же, хотите, чтобы я принес вам музыку на блюдечке с голубой каемочкой? — парировал композитор.

Однажды Дунаевский предложил название:

— Да, друзья мои, ведь это будет песня… о Родине!

— Как вы сказали? — Александров перестал ходить и замер, как хищник, почувствовавший добычу.

— Главная песня фильма должна называться «Песня о Родине».

— Это банально, — скривился Ильф.

— Нет. Это то, что надо, — радостно сказал Александров. — Именно песня о Родине. Они все заткнутся!

В большом человеке и острослове Александрове удивительно сочетались схоластика социализма и неистощимый юмор. Иногда талант заменял догматическое мышление, иногда все происходило наоборот.

— Кто посмеет выступить против такого названия? — спрашивал Александров. — Это мудрый, политический шаг.

Александрову понравилась лобовая патетика названия «Песня о Родине». Так сложилась легенда. Один талант воскликнул лозунг, второй подивился его примитивности и решил превратить в название. Возможно, такой самонадеянный шаг и был тем метафизическим проколом, который здорово усложнил дальнейшую работу над фильмом. Сочинение песни начали с того, чем обычно заканчивают. С имени.

Муки творчества на этом не закончились. Исаак Осипович начал приносить домой бесчисленные варианты. Его соавторам это напоминало корриду. Даже внешне лоснящиеся бока рояля походили на бычьи, холеные.

Это громкое название «Песня о Родине» повисла тяжелой гирей на музыке и тексте. Чтобы эту гирю перевесить, надо было придумать бог знает что по своей простоте и банальности. Патетика стала будничной прозой той эпохи. Иначе как можно было сочинить лозунг: «Пятилетка в четыре года» — и провести его в жизнь. Дунаевский всего лишь не смог отказать себе в определенной доле патетики, потому что хотел всегда и во всем потрясать своих слушателей.

Работа над главной мелодией «Песни о Родине» шла с переменным успехом. Дунаевский придумывал много вариантов, которые не устраивали то одну, то другую сторону.

По поводу каждого нового варианта текста, который предлагал Лебедев-Кумач, Александров кричал:

— Это не то, что может именоваться великим именем Родины!

— Вы хотите слишком много патетики, — парировал Дунаевский. — Будет вам патетика и марш.

Периодически между всеми членами творческой группы начиналась грызня. Последними, с кем у Александрова начались трения, стали Ильф и Петров. Обострение произошло после того, как из команды «выпал» старший Катаев со словами: «Вы сами мастера, вы справитесь».

Орлова злилась, что задерживается съемка ее главного эпизода с артистом Столяровым, того, где они вдвоем делают смертельный номер. Вся сложность состояла в их проходе, точнее, в их спуске по огромной лестнице. Орловой казалось, что Дунаевский специально делает все, чтобы усложнить ей, как актрисе, жизнь на экране.

Вечерами Александров терпеливо говорил Любочке:

— Вам нужна песня, хорошая мелодия, а не много хорошего текста. Зритель не любит, когда героиня много говорит. Это занятие для мужчин. Даже только для умных мужчин. А красивая женщина должна петь. Эйзенштейн говорил, что обычно хорошим актерам в кино лучше удаются паузы, чем монологи.