В сентябре 1935 года Александров и Дунаевский приступили к созданию последнего, эффектнейшего эпизода фильма «Номер на пушке». Дунаевскому удалось очень быстро «поймать» нужную мелодию, которую он тут же на студии инструментовал для джазового оркестра. Мелодия напоминала классический американский джаз, мелодии Дюка Эллингтона. Василий Лебедев-Кумач сочинил бесхитростные слова, набросав их прямо на съемочной площадке.
Каждый день в постановочную комнату на «Мосфильме» прибегала секретарша от директора студии и спрашивала: «Главную песню придумали?» Все были в курсе, что Дунаевский задерживает сочинение главной мелодии.
Исаак Осипович сатанел.
— Я хочу качества, гениального качества, — без устали повторял он Александрову на съемках.
…Где-то в начале сентября 1935 года ему позвонил Илья Ильф и, картавя в трубку, весело сказал:
— Старик, мы едем к буржуям. В Америку.
— Как весело. А меня не посылают. Самое далекое — это поставить спектакль в Театре оперетты в Москве или Ленинграде.
— Мы расскажем, как там было, не волнуйся.
— Я и не волнуюсь. Это вы должны волноваться. У Эйзенштейна неприятности начались после того, как он в Голливуде побывал.
На этом разговор закончился.
И только потом Исаак Осипович понял, что мог оказаться втянутым в историю, которая обернулась бы для него страшными последствиями. Лишь чудом гроза прошла стороной.
Все началось за год до описываемых событий: со звонка Шумяцкого в приемную Сталина. Борис Захарович задумал сделать очередной ход конем. В июне 1934 года он обратился к Сталину с предложением построить за год кинофабрику на Черноморском побережье. По сути, это было ни больше ни меньше, как строительство русского Голливуда, аналогичного американскому.
Шумяцкий считал, что существующие кинофабрики не справляются со своей задачей: не хватает электроэнергии. Съемочные группы часами простаивают, дожидаясь, когда подадут энергию. Однажды один инженер с «Мосфильма» сказал, что, если бы они работали в Крыму, половина проблем бы исчезла. Шумяцкому эта мысль запала в голову.
Что получалось? Фабрика строится там, где практически круглый год светит солнце и не надо использовать дорогую электроэнергию для освещения. Режиссеры получают огромные пространства для натурных съемок, директора экономят на строительстве павильонов.
«Классная идея, — подумал Шумяцкий. — Единственная загвоздка — надо узнать, как то же самое происходит в Голливуде». Его интерес к строительству русского Голливуда был не случаен.
Сталина интересовал кинематограф. Прошедшая грандиозная кампания по уничтожению идеологического влияния Радека, Каменева, Зиновьева и созданных ими ассоциаций пролетарских писателей, музыкантов, композиторов, художников, закончилась успешно. Шумяцкий заработал на кампании очки, вовремя отказавшись от сотрудничества с опальным Каменевым.
Борису Захаровичу Шумяцкому светил пост в ЦК партии не ниже заведующего отделом искусств, практически — надзирателя за культурой. Нужен был последний ход — неожиданный и смелый. 13 декабря 1935 года на Всесоюзном совещании высших партийных руководителей Шумяцкий выступил с докладом, обосновав перед членами ЦК целесообразность строительства советского Голливуда — города-мечты, более богатого, чем американский. Выступление Шумяцкого произвело впечатление на Сталина. После доклада он сразу потребовал план строительства. Шумяцкий был готов к такому повороту событий, оперативно подав все необходимые бумаги.
На докладной записке Шумяцкого Сталин начеркал единым махом: «Почему на побережье?» Это означало согласие. Борис Захарович ловко сыграл на гигантомании Сталина. Он привел такой аргумент, против которого Хозяин не мог устоять: возможность хоть в чем-то обогнать Америку. Идефикс Сталина. Киногород, при наличии бесконечно дешевой рабочей силы, мог быть построен за два года. Можно было лепить в два раза больше кинофильмов. Шумяцкий заручился поддержкой Орджоникидзе, который курировал промышленность и энергетику. Без его поддержки затевать строительство было бессмысленно.
Сталин приказал Шумяцкому самому выяснить, в чем дело. Шумяцкий моментально распорядился о собственной командировке в Голливуд в сопровождении двух верных товарищей. Режиссера-чекиста Фридриха Марковича Эрмлера и помешанного на всем американском оператора Александрова — Владимира Соломоновича Нильсена, который почему-то называл себя Владимиром Семеновичем. Рассказ об этой поездке — отдельная эпопея.