Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Через несколько месяцев Дзига Вертов и Яков Блиох представили публике кинофильм «Серго Орджоникидзе», посвященный наркому. Именно там впервые прозвучала эта мелодия: симфоническая пьеса для смешанного хора, солиста и симфонического оркестра. Если в этой ленте и было нечто потрясающее, то это музыка Дунаевского.

Только один раз публично, не в фильме Дунаевский исполнил «Реквием памяти Серго Орджоникидзе». Бог весть каким путем, собственной ли своей силой он на том концерте и во время записи извлек из темы самоубийства искреннего большевика музыку, превышавшую возможности и музыкантов, и его самого. Исаак Осипович — настоящий гений. Это было ясно как день. Ясно ему, ясно всем, кто слушал. Он взял берлиозовский стиль, вжился в него и добился того, чего хотел. А если ты не обладаешь адекватной гениальностью, воспользоваться чужой невозможно. Когда Дунаевский писал «Реквием», он чувствовал, слышал, знал, что заставит мир плакать.

Зрители и участники той похоронной записи надолго запомнили ту музыку. «Реквием»… На записи Дзига Вертов и все, кто там был, от начала до самого конца сидели затаив дыхание. Ни на миг их глаза не оторвались от сцены, где дирижировал Дунаевский. Да, специалисты отметили: этот «Реквием» звучал, как «Реквием» Берлиоза. Но он был шире, и многограннее, и, можно сказать, страшнее. Звуки как будто цеплялись друг за друга, падали и снова обрушивались на слушателей. И зрителей это забирало.

А буквально на следующий день на своем авторском симфоническом концерте в филармонии композитор снова вернулся к веселью, и слушатели не остались равнодушными к отрывкам из «Золотой долины», «Трех товарищей», «Детей капитана Гранта». Если они не могли понять всех тонкостей, которые «насажал» в симфоническую обработку своих песен Дунаевский-аранжировщик, то они ощутили глубину и мощь, которая от этой музыки исходила. Она была подобна девятому валу…

Слуга народа

3 мая 1938 года Дунаевского вызвали в горком партии. У входа стоял милиционер, похожий на гвоздь, который цепляет только чужих. Подъем по лестнице, покрытой ковром, чтобы не было слышно стона сапог или лакированных ботинок. (Впрочем, в лакированных ботинках по этим лестницам поднимались редко.) Дальше дверь, еще одна дверь — и тот, перед кем трепетали все в Ленинграде. Товарищ председатель… (пауза) партии… (пауза)… большевиков города Ленинграда.

Это была странная эпоха мышления коллективными догмами. Статусом беспартийного композитора Дунаевского банально воспользовались. Замечательный постановщик разоблачений, а потом запоздалых извинений, Сталин решил, что стране надо отдохнуть от террора. Только что закончились ежовские чистки. Очень многих художников, артистов, представителей технической интеллигенции пересажали. Кто-то из политбюро, знакомясь с расстрельными списками, заметил «преимущество», отданное беспартийным. Надо было срочно показать, что партия не преследует всех беспартийных, а только тех, чье сознание не поддается переделке. Вот тут-то взор партийных идеологов остановился на Дунаевском, а также на Николае Черкасове, в то время заслуженном артисте республики, Василии Лебедеве-Кумаче и Валерии Барсовой, народной артистки СССР. Компания подобралась неплохая. Какую игру с ними будут разыгрывать, они сами не представляли.

Смысл речей, сказанных каждому из них, был примерно одинаков.

— Ваша музыка (игра, песни, слова и т. д.) правильно отражает линию партии. Почему бы вам не расширить круг своей аудитории? У нас есть много мест, где недостаточно часто бывают артисты и музыканты. Ленинград (Москва, Киев, Минск…) — большая область, в ней живут многие национальности, в том числе финны. Это будет правильно, по-партийному. Вы ведь до сих пор не вступили в партию. Западные газеты пишут, что в России очень плохо живется беспартийным. Покажите всем, что это не так, товарищ Дунаевский. И расскажите западным поклонникам вашего таланта, что и финнам у нас живется также хорошо.

Дунаевский спускался по лестницам Смольного: шаг вниз, пауза, два шага, остановка на ступеньке. Интересный ритм, получался какой-то марш. Дребезжал трамвай — синкопа. О чем-то разговаривали люди, разные голоса — разные партии. У одного — альт, у другого — дискант. Каждому можно подобрать свой музыкальный инструмент.

Еще одно обязательство, еще одно поручение. На этот раз — депутатское. Дунаевский будет депутатом. Для Театра миниатюр, которым он руководил, его взлет мог быть полезен.

Решили, что Дунаевский станет депутатом от Всеволожского избирательного участка, в который входили Парголовский, Всеволожский и Токсовский районы. Черкасова выдвигали по Куйбышевскому избирательному округу. Каждый из них был шахматной фигурой определенного веса. Правил игры они до конца не знали. Неопределенность пугала. Первым не выдержал Черкасов. В том же году, как только его сделали депутатом, он вступил в партию. Дунаевский этого делать не стал.