Шофер композитора Сережа заехал за Флаксом и Спиваком. Добираться до «Бугров» нужно было около часа, если с ветерком. Флакс с пианистом сели на заднее сиденье, Дунаевский — на переднее. Открыли окна. Утро было теплое. Всю дорогу компания смеялась и шутила, как бы Флакс не перепутал куплеты и не начал петь «Каховку» со словами из «Волги-Волги». К поселку подъехали к десяти часам. Предстояло выступать прямо под открытым небом.
На подъехавшую черную «эмку» смотрели с разинутыми ртами. Не часто такие машины останавливались во Всеволожском. У райисполкома приехавших встретил председатель, сиявший как медный грош. Добрые ангелы в кожаных портупеях обо всем предупредили заботливого председателя. Он знал, что делать. Крепко пожал руки важным гостям. Спросил, как доехали. Предложил поставить у машины сотрудницу своего аппарата, чтобы отгоняла мальчишек. Затем пригласил будущего депутата к себе в кабинет, предложил высоким гостям чайку.
Дунаевский рассказал краткий план выступления. Председатель выслушал, согласно покивал, потом махнул рукой на окно, показывая на забитые крестьянами скамьи. Сказал: «Сидят уже».
Дунаевский подходил к импровизированной эстраде первым. На него все оглядывались. Вслед за Дунаевским шли Флакс и Спивак, покачивая головами вверх-вниз. Здоровались. Колхозники приветливо кивали всем, но не могли понять, кто из трех главный герой. Дунаевский снял шляпу, застегнул пиджак и взлетел на эстраду. Крестьяне дружно заулыбались.
Композитор поблагодарил избирателей за высокое доверие, за то, что выбрали его кандидатом в депутаты. Сказал, что его любят за бодрость и оптимизм, но этот оптимизм он черпает у своих слушателей, то есть у них, у тех, кто сидит перед ним, пообещал и впредь еще больше сочинять музыки для народа.
Исаак Осипович замолчал. Начиналось самое главное. Подошел к пианино, взял пару аккордов. Пианино оказалось сносно настроенным.
— Что-нибудь споем? — спросил он у колхозников.
Послышались робкие названия его песен. Видно было, как аппаратчицы стреляли глазами по кричавшим, словно нажимали на кнопки. Вскоре народ оживился. В дело пошли незаготовленные названия. Называли все песни, какие в то время передавались по радио, не отдавая себе отчета, принадлежала эта музыка Дунаевскому или нет.
— Этак нам и ночи не хватит, чтобы все ваши заявки выполнить, — весело оборвал разноголосицу Дунаевский и сел за пианино. Сыграл начальные аккорды. Взмахнул рукой, приглашая крестьян подпевать. Работницы исполкома опять застреляли глазами. На скамьях кто-то тихонько заскулил, видимо подпевая. Дунаевский махнул рукой Флаксу. Певец поднялся на эстраду и запел:
Замолчал… В зале подхватили песню. Вспомнили слова, узнали мелодию. Словом, то, что «артисты приехали», подействовало. Начиналось самое интересное.
Дунаевский саккомпанировал еще несколько известных мелодий: «Песню о Родине», марш из кинофильма «Вратарь». Флакс громко начинал петь, потом махал рукой залу, приглашая подпевать. Композитор посматривал вверх, по привычке. Искал над головой деревянный потолок, чтобы прикинуть, насколько хорошо отражается звук. Ему не хватало акустики.
Председатель, который стоял у самой эстрады, внизу, перехватил его взгляд, зашептал, так что слышно было всему «залу»: «Дождя не будет, я справлялся».
Дунаевский улыбнулся. Выступление продолжалось часа два. Флакс вел себя мужественно. Исаак Осипович периодически поднимался на эстраду, раскланивался, рассказывал кратко историю появления на свет той или иной песни. Флакс начинал петь. Вся его спина была мокрая. Ему приходилось хуже всех. Надо было и петь, и двигаться, и шутить.
Неожиданно на эстраду вышла сотрудница аппарата. В руке она держала сложенный вдвое листок. Подняла руку, призывая всех к тишине. Это было непредусмотренное событие. Женщина обратилась к слушателям:
— Мы тут получили телеграмму из Москвы, в адрес товарища Дунаевского. Телеграмма от товарища Александрова, режиссера-постановщика фильма «Волга-Волга», и товарища Любови Орловой.
Услышав имя Орловой, в зале загудели. Про Александрова стали спрашивать: кто это такой, кого он играл?
— Это тот товарищ, который снял фильм, — пояснила аппаратчица. — По просьбе авторов я зачитаю телеграмму вслух.
Женщина посмотрела на Дунаевского, затем развернула листок и громким голосом начала читать. В бумажку она почти не смотрела, видно выучила все наизусть.
«Кумачей» получилось, как «палачей».