Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Всеволожское было закрытым районом. Военные части, расквартированные на северо-западе СССР, вблизи финских границ, создавали там атмосферу вечнозеленого лета. Граница с финнами. Край ойкумены, запретный и опасный. Все, кто жил «на изнанке» СССР, то есть с другой стороны границы, являлись врагами. Их учили бояться. Страх этот нелепым образом коснулся самого Дунаевского.

В 1935 году им предложили в качестве дачи бывшую усадьбу какого-то помещика, расположенную на бывшей территории Финского княжества. Огромный белый дом с колоннами, окруженный березами, напоминал замок с привидениями. Но жить там не стали вовсе не из-за этого. Напугали друзья. Зинаиде Сергеевне рассказали, что в местных лесах неспокойно — орудуют белофинны. Рассказывали о нескольких зарезанных семьях — слухи распускали самые ужасные. Да и Геничкины врачи советовали выбрать климат посуше.

Андрей Жданов требовал, чтобы жизнь финнов на захваченных СССР территориях казалась райской. Если рая не было в жизни, его можно было сочинить. Тут-то и понадобился талант Исаака Осиповича.

В газете «Советское искусство» от 26 июня 1938 года появилось гениально сочиненное письмо старушки финки Паппонен с русским именем-отчеством Мария Андреевна.

Это был один из образцовых мифов сталинской эпохи, построенный по всем законам сказки. Конечно, старушка была не Бабой-ягой. А если и была таковой, то перевоспитавшейся. На что указывало ее положение: «член колхоза им. Молотова Парголовского района».

Ее газетная речь начиналась со сказочного заклятия:

«Люблю я (хотелось вписать — грешная. — Д. М.

) слушать песни Дунаевского. Особенно мне нравится „Песня о Сталине“. Не так мы пели раньше».

Заклинание заканчивалось, и начинался сам сказочный сюжет.

«Я дочь бедняка. Нерадостная и трудная была моя жизнь. Подневольный труд для нас, бедняков, был не лучше каторги. И песни тогда мы пели скучные, протяжные, невеселые. Это были жалобы измученных людей. И вот, только работая в колхозе, я зажила по-иному — радостно и счастливо».

«Наша жизнь теперь зажиточная, — писала старушка. — У нас есть патефон и много разных пластинок».

Патефон — жемчужина быта, признак свалившегося на голову счастья. В данной истории он исполнял роль сладкоголосой райской птицы Феникс, бесконечно возрождающейся из пепла. В этой сказочной деревне люди беспрерывно пели и перевыполняли трудодни.

«Очень нравятся нам песни о „Каховке“ и „Эх, хорошо в стране Советской жить“. Дети наши дружно подхватывают песни, а с ними пою и я. Я всегда начинаю день с песней. После трудового дня иду домой с песней». Финская крестьянка предлагала любимому народом композитору стать депутатом, обещала отдать свой голос «непартийному большевику».

Так партия однозначно определила Исаака Осиповича. В больших кабинетах создавали свою мифологему о великом композиторе. Для Дунаевского это происходило «по щучьему веленью», но без его хотенья. Он с радостным изумлением замечал, как меняется его слава, как к парадному портрету прибавляются новые штрихи, которые наносили где-то высоко наверху в кремлевских кабинетах.

«Дунаевский первый из композиторов почти целиком посвятил себя созданию массовых народных песен радости и счастья», — писали в его характеристиках. Опер от Дунаевского никто не ждал. Партия ждала песен. Дунаевский не мог не помнить об этом. Композитор Даниил Покрасс, все братья которого тоже были композиторами, написал в газету рекомендацию «За Дунаевского». Идеологическая машина работала на всю катушку. Точно так же поступали и с добрым знакомым Николаем Черкасовым. Их официальная судьба в эти годы развивается как будто под копирку.

На окружном предвыборном совещании было решено просить Исаака Осиповича Дунаевского дать согласие баллотироваться кандидатом в депутаты. Все было расписано как по нотам. Местом народного признания назначили совхоз «Бугры» Парголовского района Ленинградской области.

Композитору раньше не приходилось бывать в этом районе. Ему сказали:

— Надо вам, Исаак Осипович, устроить встречу с колхозниками, чтобы народ снова послушал ваши песни. Уж очень фильм «Веселые ребята» всем нравится. А как эти свиньи в тарелку лезут… — не удержалась партийная работница.

Дунаевскому пришла в голову одна чудесная мысль. Его отец и мать в Лохвице ходили по вечерам в Народный дом на симфонические концерты. Почему новое поколение жителей Советской страны не может ходить на симфонические концерты? Потому что не знает дороги? Нет. Просто нет дворца для музыки, в котором звучали бы и его мелодии. Значит, его надо построить.

Исаак Осипович позвонил своему старому приятелю Ефрему Флаксу, певцу из филармонии, и предложил ему принять участие в шефском концерте. Ефрем Флакс должен был петь, Спивак — аккомпанировать.