Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Поезд громыхал: чух, чух — точка. В голове эхом отзывалось: ля-ля-ля. Чух, чух, чух — ля-ля-ля — неплохая секвенция для марша. Тук-тук-перетук — токовали колеса, как глухари во время тока.

Сочинитель — первопроходец. Идет за теми звуками, которые еще никогда не звучали, пишет такие слова, которые еще никогда так не сочетались. Музыкант — вообще художник — по определению диссидент. Процесс творчества похож на инакомыслие. Это всегда идет вразрез с тавтологией. Мандельштам мыслил позади мыслей партии. Партия уже на эту тему подумала и успела убедиться, что это плохо. Дунаевский мыслил в русле идеологии. Это оберегало.

Путешествие — это новые эмоции. По своей натуре Исаак Осипович любил путешествовать, по принципу новые эмоции — новые мелодии.

Кажется, в связи с этой поездкой я впервые услышал о Зое Ивановне Пашковой — танцовщице, чья личность оказала очень сильное влияние на Исаака Осиповича.

Молоденькая веселая танцовщица Зоечка Пашкова ехала вместе с подружками-танцовщицами в соседнем вагоне. Хохот, смешки, пересуды — все вместе, специфическое коммунальное блюдо, которым питаются испокон веков совместно проживающие.

Мы едем, едем, едемВ далекие края,Хорошие соседи,

Счастливые друзья.

И тогда же, как рассказывал мне Евгений Исаакович, с Дунаевским ехала Наталья Николаевна. Соседство довольно щекотливое. Наталья Николаевна — тихая, очень интеллигентная, к тому времени уже разошедшаяся со своим мужем-инженером, носившая всегда серые костюмы и беззаветно влюбленная в Исаака Осиповича — ехала в одном вагоне с маэстро, в одном купе.

И та и другая женщины были влюблены в Исаака Осиповича. Остается загадкой двусмысленное положение композитора и то, как он умудрялся делить свое время между двумя подругами и женой. Хочется воскликнуть сакраментальное: «Любви все возрасты покорны!» Исаак Осипович представлял тогда выгодную партию. Любимец всей страны, орденоносец, депутат, композитор, музыкант, заслуженный деятель. Мужчина девичьей мечты. Неважно, что не слишком красивый. Зато громадное сексапильное обаяние. Взрослые люди с трудом могут замечать в мире чудесное. Тут надо быть либо влюбленным, либо слишком талантливым. Счастливчики те, кому это удается совмещать.

Непостижимым образом вдохновение композитора было связано с его увлечениями. Музыка порождала любовь, а любовь порождала музыку. Взаимосвязано. Любовь была кратчайшей дорогой к музе. Ни один другой мужчина в советское время не мог похвастаться тем огромным запасом энергии, который хранился в Дунаевском.

Колеса стучали — Дунаевский сочинял. Шум времени сливался с шуршанием бумаги. Исаак Осипович слышал мир по-детски. Тривиальные бытовые звуки трансформировались в своих аристократических родственников. Стук колес — это всегда напоминание о самом главном. А сердечные увлечения — это всегда неожиданно, как атомная бомбардировка. Невозможно устоять. Новые чувства — как радиация. Все ими пронизано. Смотришь ли на лужу или на луну — видишь отражение лица девушки… Остальное было делом вдохновения.

Кроме вагонов тот поезд тянул на себе груз сердечных привязанностей. Его отношения с женщинами были проблемой, но только его личной. Его тяжесть не давила никого, кроме него самого.

Он очень часто чувствовал себя виноватым. Перед теми, кого когда-то любил. Естественно, сталкиваясь с таким количеством сердечных увлечений, Исаак Осипович перед кем-то мог быть не прав. И не всегда в этом себе признавался. Но это очень деликатная тема…

Наталья Николаевна не могла жить без Дунаевского. Умные женщины, любившие одного и того же мужчину, становятся симпатичны друг другу. Наталья Николаевна смогла понравиться жене Исаака Осиповича. Они, как путницы, прошедшие один и тот же путь, лучше понимали друг друга. Наталья Николаевна ни за что не хотела сдаваться — бросила ради Дунаевского мужа, терпеливо оставалась рядом, когда Исаак Осипович бросил ее. Просила Зинаиду Сергеевну ей помочь. Приходила после войны. Жалкая, постаревшая. Но любила по-прежнему сильно.

Когда появилась Зоя Пашкова — поздняя страсть, Наталью Николаевну он скорее терпел из жалости. А было время в середине 1930-х годов, когда Дунаевский заходил к ней домой вместе с сыном, Зинаиду Сергеевну это ранило. Исаак Осипович говорил, что все подозрения напрасны: в квартире всегда присутствовал муж-инженер.

Во всяком случае, обе женщины, которые прекрасно знали о существовании друг друга, чувствовали себя рядом с Дунаевским, как с тигром. Они знали, что полюбили вулкан. Что им оставалось делать? Бороться за сердце Дунаевского женскими методами. Индивидуальными. Вряд ли обе пассии догадывались, что сердце Дунаевского на самом деле отдано третьей женщине — музыке.

Он любил страстно.

Стучат колеса. Мы едем-едем-едем…

Так они и ехали — две возлюбленные, две танцовщицы и муза.