Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

«В час дня мне сообщили, — писал Исаак Осипович, — об ужасной трагической смерти моего хорошего приятеля и соратника по песням, поэта С. Алымова. Я не могу сказать, что Алымов был вполне моим другом. Но мы творили вместе, и, видимо, в этом все дело. Вы, наверное, знаете такие песни, как „Пути-дороги“, „Мечты солдатские“, „Новогодний вальс“. Я лишился своего поэта, так хорошо понимавшего меня, очень любившего во мне и ценившего мою душу и мое творческое устремление. Я осиротел. Был у меня в прежние годы Лебедев-Кумач. Сейчас он очень болен, работает мало. Да и по-человечески он значительно бледнее Алымова. Повисли в воздухе мои творческие мечты»…

Все говорили — несчастный случай. Нет. Не просто несчастный случай. И машины, и поезда играли в жизни Исаака Осиповича какую-то непростую, мистическую роль. И дело не только в том, что он руководил ансамблем при Дворце культуры железнодорожников, а потом с трудом, ценой больших душевных потерь его покидал. И не в том, что его «дорожная» была такой длинной. Попросту говоря, машины и поезда приносили его близким несчастье. Машиной сбило его любимую женщину, машиной сбило его соавтора, под поезд попала его возлюбленная по переписке Юля Сурина, из-за машины пострадал его сын Евгений…

Еще раз их пути пересеклись в 1952 году, когда на экраны вышел новый фильм Григория Александрова «Композитор Глинка». В этом фильме Александров как бы подвел итог в споре с композитором Дунаевским. На весьма необычном материале.

Григорий Васильевич создал миф о Михаиле Глинке. Киномиф. Но не надо думать, что этот фильм был посвящен только Глинке и ограничивался изложением его биографии. Нет. Это было бы слишком неглубоко для такого умного и расчетливого человека, как Григорий Васильевич. В этом фильме Александров невольно сказал все, что он думает об Исааке Дунаевском. Конечно, ничего реального, ничего в лоб про Дунаевского в этом фильме не говорилось. Но уж слишком были похожи наклонности и страсти двух великих людей, уж слишком Дунаевский боготворил Глинку, чтобы Александров не учел этих обстоятельств.

Исаак Осипович отправился с Зоей в кинотеатр «Художественный» на просмотр нового фильма Александрова. Атмосфера премьеры была почти фестивальная: Александров — в смокинге, Орлова — в мехах. Все общались друг с другом, будто статисты на съемках фильма из буржуйской жизни. В зубах у дам только начавшие входить в моду дамские сигареты с мундштуком, рука — на отлете. Мужчины — в вечерних костюмах. Дунаевский вспомнил, как Елена Сергеевна, жена Булгакова, рассказывала, что, когда Михаила Афанасьевича в 1934 году пригласили в американское посольство на прием, с обязательным предупреждением: быть в вечернем костюме, она переполошилась. У Булгакова не было черного костюма, только один пиджак. Тогда они весело наплевали на эту условность.

Теперь все изменилось. Сталинские деятели искусства стали богаче. Теперь уже все имели черные костюмы. В качестве музоформителя пригласили Владимира Щербачева. Дунаевского с ним познакомили. Тот, когда здоровался, несколько стушевался, невольно ощутив себя соперником-победителем. Дунаевский горячо пожал ему руку.

Впечатление от фильма осталось кислое. Композитор ожидал другого. Во-первых, он очень хорошо знал жизнь и творчество Глинки, и, во-вторых, это было уже личное, ему иногда казалось, что судьба Глинки в общих чертах иногда до комического похожа на его судьбу. Для него это был спор с режиссером о положении композитора и его роли в обществе.

Они по-разному относились к жизни, как к любовному напитку, и к радости, с какой его следовало испить. Александров все делал тихо, молча, в своих комнатах. Дунаевский напоказ — щедро, открыто, широко.

Александров создал своего Глинку, так же похожего на реального, как снежная баба на Снегурочку. «Глинка на протяжении всего фильма выступает каким-то бесполым существом, — писал Дунаевский. — В то время когда он необычайно жизнелюбив, страшно влюбчив… Великого композитора надо показывать в сочетании с его человечным. Этого Александров не сделал».

У них было принципиально разное отношение к мифу о композиторе. Дунаевский писал:

«Достойно удивления, как умудрились авторы фильма так ловко пробраться мимо почти всех событий жизни Глинки и создать неправдоподобный, фальшивый фильм. Знаменитое питерское наводнение, когда сразу вспоминаются Пушкин, „Медный всадник“, одинокий возлюбленный, потерявший возлюбленную, — в общем, все хрестоматийные вещи, видимо, остались за пределами Гришиной эрудиции. Глинка был богат, а в фильме он беден, как церковная мышь, и нуждается».