Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

И еще Дунаевский, который, в отличие от Александрова, никуда не ездил, недоумевал, как великий путешественник Григорий Васильевич, проживавший в «европах», Америке, Испании, показал Италию, карнавал, фейерверк и не показал человека среди этой экзотики, как Глинка учился в Италии, как он себя готовил, «воспитывал» свой слух для того, чтобы служить родному музыкальному искусству, мысль о котором не покидала его никогда. Дунаевский констатирует: «Александров оторвался от запросов зрителя», имея в виду не идеологическую сторону, а прежде всего то, как скучно получилось. Александров создал «богатый» фильм в угоду одному постулату — доказать, что Глинка великий композитор и что на него давила царская власть.

Дунаевский высказал все, что он думает об Александрове. «Фильм сделан хорошо, пышно, богато, как умеет делать Александров. Но фильм холоден, потому что в нем нет человеческого, теплого. Все в нем действуют холодно, кладут свои усилия на алтарь одного режиссера».

История взаимоотношений двух талантливых людей, их спор по большому счету, как это ни парадоксально, закончился победой Дунаевского. Проигрывая Александрову в смешных технических деталях удачливого быта, он выиграл в главном — в творчестве. Пересматривая сегодня все шедевры советского юмора, созданные Дунаевским и Александровым, убеждаешься в том, что фильмы Александрова, комедии, сейчас живут за счет музыки. В видеоряде с каждым годом обнаруживаешь все больше изъянов. И только музыка не устаревает. Это свойство гениальности.

Так закончилась великая дружба и великая гонка Григория Васильевича и Исаака Осиповича.

Счастье царя Соломона

Исаак из Лохвицы никогда не был гонимым. Но иногда он чувствовал, что жизнь, его жизнь — не та штука, которая может попасть в перечень добрых дел Бога. И это была самая большая проблема.

Своей бессменной возлюбленной по переписке Людмиле Райнль-Головиной он писал: «Я, будем говорить грубо и, конечно, далеко не точно, — „благополучный человек“, имеющий в жизни, как говорят, все, что может иметь человек, — славу, деньги, положение, не одну, а даже две семьи, не двух, а, кажется, трех любящих женщин, в разной степени вращающихся в моей жизненной орбите — кто в прошлом, кто в настоящем. Да, я благополучно сижу на пороховой бочке, не взорвавшейся до сих пор исключительно благодаря моему умению „творить жизнь“ и благодаря удивительной способности отдалять час расплаты за счет трагических противоречий, разъедающих жизнь и целостность всех участников (прошлых и настоящих) этой житейской драмы… Удивительные способности мои к подобной жизни зиждутся на моем неиссякаемом оптимизме и материальном благополучии. А знание людей, с которыми приходилось и приходится сталкиваться, порождает умение лавировать с большими или меньшими потерями вот уже в течение более чем 15 лет среди разных бурь и подводных рифов».

Мог ли он подумать, что ему выпадет счастье царя Соломона — иметь много женщин и быть всеми ими любимым? Пожалуй, только его первая жена, мимолетная бабочка Мария Павловна, была исключением из этого списка. Сам Исаак Осипович считал, что его «сгубили» любовные перипетии. Евгений Исаакович Дунаевский рассказывал:

«В 1944 году, когда Исаак Осипович уже осел в Москве, Зоя Ивановна Пашкова — солистка Краснофлотского Ансамбля песни и пляски, которым руководил Дунаевский, сообщила ему, что ждет от него ребенка. В первую минуту, конечно, удивление, неверие, растерянность. Зоя Ивановна была талантливой плясуньей, очень красивой женщиной, к тому же на 24 года моложе Исаака Осиповича.

Первоначально он был против (ребенка). Семья у отца была: я и мама. И бросать ее, как и в ситуациях прежних времен, он не собирался. Но поскольку Зоя Ивановна с отцом не согласилась, между ними произошел разрыв, правда, недолгий».

Это истинная правда, что он отчаялся. Письма Зои Ивановны той поры достаточно укоряющи. Он мог любить много женщин. Но он не мог позволить себе иметь от них детей. Однако же когда это случилось, ему оставалось только возрадоваться. У него родился сын, которого назвали Максимом. Еще один сын, еще один наследник его таланта. Он «получился» очень талантливым.

Своим друзьям по переписке Исаак Осипович сообщил об изменениях в положении примерно в одинаковых выражениях. «Мой сын уже большой. Художник! Ему 15,5 лет. Но жизнь моя сложна и мучительна. В 1945 году — 15 января — у меня родился второй сын от другой — моей фактической жены. Зовут его Максим. По-латыни „maximus“ значит самый большой. И это действительно одно из самых больших моих мучительных переживаний. Все это несколько поуспокоилось, но все это страшно не устроено и раздвоено».