Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

«Москва — это город, Москва — это вещь», — грассируя, пели актеры. Немного по-декадентски, зато стильно. Фокстрот был стилизован под классическую арию индийского гостя «Не счесть алмазов в каменных пещерах»…

Полярные страсти, холод льдов, замораживающая атмосфера… Переезд все сместил. Что-то в чувствах наслоилось, что-то надо было исправлять, что-то надо было выковывать заново. Но весь этот период прошел под знаком любви к Зинаиде Сергеевне.

Известность Дунаевского поползла вверх, как столбик ртути в термометре. У спектакля была хорошая критика.

Джаз для пролетарского слуха

В мае 1927 года в Ленинграде состоялось закрытое партийное совещание по вопросам театра при Агитпропе[18] ЦК ВКП(б). В Наркомпросе давно собирались создать платформу для выращивания пролетарских театральных кадров. Луначарский провел это совещание в надежде получить галочку в «зачете наркома» у Сталина. Ленинградское совещание оказалось началом кампании по созданию «смешных» кадров. Но отнеслись к этому делу без смеха. Одним из главных был вопрос о контроле за деятелями культуры. Посчитали, что академических, ставших известными еще при царе художников можно привлекать только деньгами и страхом. Хотя для идеологии социализма понятие «денег» как решающего фактора заинтересованности не существовало. Тем не менее на том историческом заседании товарищ Кнорин говорил:

«Дело заключается в том, что вопросы театральной жизни гораздо сложнее, чем вопросы литературы. Партия взяла курс на управление театром. Внешняя обстановка театральной работы находится в наших руках. И мы будем на нее влиять! Мы будем влиять на Станиславского, Чехова (имелся в виду племянник Антона Павловича гениальный актер Михаил Чехов. — Д. М.) и других. Мы заставим Станиславского руководить государственным театром при договоре, заключенном в ЦК Рабис[19]

, при государственной субсидии, это имеет большое значение. Над Сологубом у нас нет таких средств воздействия. Его творчество не находится под таким влиянием, и это плохо».

Влиять деньгами придумал Луначарский, влиять страхом — Сталин.

Одним из самых сложных вопросов был вопрос стиля: какой должна быть пролетарская агитка? В закрытой стенограмме совещания, разосланной по местам, сообщалось о новой методологии пролетарского «смеха», разработанной товарищем Кнориным. Фрагменты из его выступления на закрытом совещании работников искусств и партийных руководителей спустя много лет воспринимаются памятниками «марсианского» стиля. То совещание было довольно экзотическим. Товарищ Кнорин срывающимся из-за многочасовой речи голосом вещал: «Долой сухие агитки! Они наше зло».

Агитки конца 1920-х — начала 1930-х годов были очень нелепым словообразовательным замесом, разбитым на пару голосов. В начале 1930-х мастерами РАПМа был создан гениальный сленг, которому теперь можно позавидовать. Фразы про необходимые «очки политичности», которые помогают разглядеть «зонтик чистого искусства», который надо нещадно отбирать, пугали зрителей. «Зонтиком чистого искусства» именовали Станиславского и его команду. «Очки политичности» обозначали курсы элементарной политграмотности. Метафоры были умопомрачительные. Творчество таких театральных спецов, как Станиславский, Немирович-Данченко, Сумбатов-Южин, называли не иначе как «прогулкой по монархическому парку».

Александра Островского пролеткультовцы называли «оплотом старорежимности» и предостерегали от постановки его пьес.

Пять товарищей из Омска собрались вместе в бывшем помещении оперного театра и за восемь часов без перерыва, «не отходя от станка», написали коммунистическую пьесу. Главным героем выступал рабочий с характеристикой «очень честный человек», который сначала спивался под влиянием своей жены. Потом подвергался разложению под звуки фокстрота. А в заключение на сцене появлялся черт, который утаскивал его на тот свет. Когда их похвалили, они приняли обязательство написать еще четыре такие же агитки. Их пример был очень популярным в то время в среде профессиональных идеологов.

В качестве негативных героев выбирали отъявленных пьяниц и хулиганов. Вот агитка, рекомендованная для празднования 8 Марта. Рекомендованный жанр — «живая газета». Главный герой — Ванька-Хлюст, хулиган, бабник и пьяница. Текст, который он произносит:

На какой мне рожон тяжесть брачную несть,

Ведь достаточно жен у приятелей есть.

Рапмовские драматурги соревновались в придумывании текстов. Сохранились многие перлы того творчества:

У Петра на сердце клякса — милка осрамилася,Не дошли еще до загса — двойней разродилася.

Наиболее дальновидные деятели партии пытались исправить положение. Эта борьба напоминала детектив, до которого голливудским сценаристам надо было еще расти и расти.