Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Где можно было найти остальных? Если в других городах и находились мастера-музыканты, то о них ничего не знали. В Ленинградской филармонии Утесову удалось уговорить одного из замечательнейших в то время трубачей — Якова Скоморовского — бросить к чертям филармонию и пуститься с ним в авантюру. Скоморовский согласился.

Это была большая удача, потому что среди музыкантов он имел безграничные знакомства. Он знал их всех наперечет, как цыган краденых лошадей. Из разных театральных углов Ленинграда он помог завербовать столь же разных людей. Люди выходили на свет и щурились под пристальным взглядом пересмешника Утесова. Специально для Утесова в новый коллектив привели знаменитого Гершковича. Он играл на тромбоне, как бог, и, только когда откладывал инструмент в сторону, спускался на землю, чтобы поговорить с женой. Из Театра сатиры выманили Якова Ханина и Зиновия Фрадкина. Из бывшего Мариинского, из симфонического оркестра, — Макса Бадхена. О нем ходили легенды, и не было такого ресторанного музыканта, который бы не говорил о себе, что он друг Макса. При этом Бадхен вовсе не являлся разгульным музыкантом, пропадающим после концертов в ресторанах. Строгие ленинградские мамаши уверяли, что его скрипка действует на их детей лучше любого успокоительного.

Если в Америке джаз сначала играли черные, то в СССР — евреи. Гитарист Борис Градский, который знал гитару, как любимую женщину, пришел с эстрады. Оттуда же пришли скрипач и саксофонист Изяслав Зелигман и еще один саксофонист Геннадий Ратнер.

Оркестр состоял из десяти человек, но если принимать во внимание количество инструментов, которым дополнительно владел каждый из них, то посадочные места пришлось бы неэкономно увеличить в пять раз. В общем получалось, что десять музыкантов Утесова могли легко заменить банду головорезов из пятидесяти человек, вооруженных музыкальными инструментами. Состав был как в классическом джаз-банде или коммунальной квартире, недоукомплектованной мебелью: три саксофона на десять человек, владевших этим инструментом, как родной женой.

Зато классический состав предполагал только двух трубачей, что для всех было загадкой. Почему так мало классных ребят? В принципе трубачи считались отличными любовниками: их губы, расплющенные о металл, за долгие годы упражнений становились большими и толстыми.

Тромбон — один на всех, как и рояль, который в случае нужды, типа дня рождения, мог заменить стол; контрабас, в футляре которого можно было спрятать лишнего человека; ударная группа, которая могла заглушить гром, и банджо для исполнения цыганских или испанских песен.

Утесов не скрывал своего удовлетворения. Оставалось найти только композитора. История рождения его коллектива напоминала подрывную антисоциалистическую комедийную пьесу, каким-то образом пропущенную бдительным цензором. Историки называют годом дебюта Ленинградского мюзик-холла 1928 год. В 1970-х годах пожилой Утесов, вспоминая, назвал другое время: 8 марта 1929 года. Как бы то ни было — дебют был успешным. Красивые женщины в зале и цветы на сцене — это все, что нужно для констатации успеха.

Открылся занавес, на сцене музыканты — на первый взгляд — не музыканты: уж слишком не по форме одеты. В светлых брюках и таких же джемперах, на головах — черные беретки, лихо заломленные набок. Самое смешное, что точно в такой форме будут ходить фашисты Муссолини. Но анекдотического совпадения никто из бдительных чиновников не заметит. Общее впечатление, что на сцене коллектив бухгалтеров, собравшихся за город. И главное — одни мужчины. Это, конечно, будоражило, но только женщин. Что же привлекало внимание других?

Таких коллективов, как утесовский «Теа-джаз», на тогдашней эстраде не существовало. Его оригинальность была, как тогда говорили, «на сто процентов сверху и донизу». И не только в музыке. Утесов выступал неподражаемо и блистательно. Уж если он хороший актер, то одной роли ему мало. Это было в натуре одесского мастера.

Сейчас можно говорить о том, что Леонид Утесов повторил открытие Бертольда Брехта. Он разделил актера на музыканта, выступающего перед публикой, и на персонаж, притворяющийся другим персонажем. Отсюда родилось определение: театральный джаз. Каждый музыкант утесовской группы изображал двух или трех колоритных личностей. В итоге на сцене было около пятидесяти музыкантов. Уникальный мужской коллектив.