Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Каждая зрительница мюзик-холла мечтала найти свое супружеское счастье в объятиях любого из музыкантов оркестра Утесова. Те это знали и чувствовали себя первыми советскими плейбоями. В адрес коллектива приходили мешки писем, в которых женщины клятвенно обещали создать новую советскую ячейку. В тот период утесовцы были самыми светскими персонажами города Ленина. Именно они ввели в ленинградскую моду обтягивающие в бедрах брюки клеш, белые рубашки с галстуком и беретку, лихо заломленную набок. Утесову, чтобы он выделялся, надевали темный жилет. Тридцать три богатыря и дядька Черномор. Каждый мог стать тем, кем хотел. Особенно в первые десятилетия после революции. Можно было прийти и сказать: я поэт — и стать поэтом. Я — художник — и находили место, работу, должность… Надо было только очень хотеть. Такая старая истина…

7 декабря 1928 года в помещении Оперного театра Народного дома на Петроградской стороне сатирическим обозрением «Чудеса XXI века, или Последний извозчик Ленинграда» был открыт Ленинградский мюзик-холл. Сам спектакль, так же как и его название, был целиком «слизан» с представления Московского мюзик-холла, которое называлось «Чудеса XXI века, или Последний извозчик Москвы».

* * *

…Невозможно не сказать о сюжетах, которые они придумывали. В один из первых спектаклей Леонид Утесов ввел сцену, где музыканты изображали бурлаков.

— Играть джаз — это не легче, чем тянуть баржу, — говорил Утесов. — Во всяком случае, скрипу столько же. Вот наш самый главный бурлак, — показывал Утесов на тромбон. Тромбон вздрагивал, откуда вылезала сонная физиономия Гершковича, и он выдувал сочный звук из сопла своего агрегата. Звук походил на тот, которым ослы изображают салют. То, что придумывал Утесов, не имело определенного сюжета — это была талантливая импровизация молодых, красивых, счастливых людей, которые любили девушек, переживали измены, сдавали членские взносы в обмен на марки, организовывали общества дружбы с китайцами, с женами сельчан-безлошадников, с детьми-инвалидами, чьи родители сдали нормы ГТО и пр.

Ленинградский мюзик-холл стал прибежищем смеха. Сделали нормой, которая потом превратилась в тяжелую обязанность, шутить друг с другом. Рано или поздно это должно было закончиться. Утесов, как никто другой, понимал, что ему нужны свежие идеи. Именно тогда он решил сделать ставку на Дунаевского. У них было много общих знакомых. Впервые они встретились в 1924 году в Москве, когда Утесов работал в малых театрах и много слышал об успехе композитора.

В один прекрасный день Леонид Утесов отозвал в сторону директора театра Даниила Грача и загадочно сказал:

— Все лучшие птицы улетели, петь стало некому. У нас нет ставки штатного композитора. Но он нам нужен. Пусть этот человек называется дирижером и умеет сочинять музыку. Ему это только в плюс. Главное, чтобы такой человек согласился прийти к нам работать. Я знаю такого человека. Но он живет далеко отсюда и, может быть, вам неизвестен как спец. Даже если залезть на самую высокую башню города Ленинграда, его не увидишь. В своем городе он тоже может залезть на самую высокую башню и оттуда нас не увидеть. Его надо вежливо попросить к нам приехать, а дальше он на нас посмотрит и может отказаться с нами работать. Но мы посмотрим, как это ему удастся сделать на нашей территории. Вы меня поняли, товарищ Грач? Я хочу, чтобы вы поехали к нему и пригласили к нам. Он живет в Москве, и его зовут Исаак Дунаевский.

Это была блестящая речь, которой мог бы позавидовать царь Соломон или же Троцкий. А также Бабель, про которого ходили упорные слухи, что он блестящий тамада. Бабель дружил с Утесовым, а Утесову нравился Бабель. Бабель в принципе умел дружить с разными людьми, чего не умел Дунаевский. Тем не менее Бабеля расстреляли в 1937-м, а Дунаевский умер в 1955 году. Со стороны можно было подумать, что Дунаевский дружил только с музыкой и женщинами. Он был мягким человеком, поэтому как-то не успевал сдружиться с мужчинами, которым не хватало терпения понять Дунаевского. Женщины оказывались терпеливее.

Грач молча выслушал Утесова и спросил:

— Вы предлагаете мне за казенные деньги съездить в Москву, чтобы найти там человека, который согласится уехать со мной обратно, и тоже за казенные деньги? Не надо столь тяжело и долго уговаривать меня сделать это. Можно было ограничиться и более легким поводом. Мы поедем в Москву. А между делом зайдем к товарищу Дунаевскому и попросим его взглянуть на наш коллектив одним глазком. Думаю, он нам не откажет. Вы согласны?

— Это именно то, что нужно сделать, дорогой директор, — закончил Утесов.

— Только адресочек, как товарища найти, оставьте.