Искры

— Ну, так я скажу отцу, что ты умный мальчик, попрошу, чтоб тебе позволили ходить в сад и не запирали калитку.

Мальчик, по-видимому, остался доволен моим обещанием.

— А ты скажи еще отцу, что и мама умная; попроси, чтоб и ее дверей не запирали на ключ. Она теперь в комнате, я хотел пойти к ней, а дверь заперта, — произнес мальчуган с такой грустью, что мне стало не по себе.

— А почему запирают ее на ключ?

— Не знаю… Мама все кричит, плачет… И я тоже плачу…

На глазах у ребенка навернулись слезы.

— Сейчас она в комнате?

— Да… Далеко там… Отец не позволяет ей выходить оттуда.

В эту минуту два голубя слетели на изгородь сада. Мальчуган, забыв про свое горе, лукаво посмотрел на меня, прищурил глазенки и знаком дал мне понять, чтоб я молчал. Изогнувшись всем телом, он стал подкрадываться к голубям… Но они оказались хитрее малыша. Заметив в засаде врага, вспорхнули и уселись неподалеку на дупле срубленного дерева. Мальчик опять за ними… Вскоре голуби и мальчик скрылись из виду. Мне редко приходилось встречаться с таким живым и резвым мальчиком.

«Домашние тайны выведай у ребенка», — говорит поговорка. Теперь я стал понимать, хотя и смутно, почему не появлялась хозяйка: ее намеренно держали взаперти.

Цовик, вероятно, сидя на яблоне, заметила меня. Она принесла в корзине самые отборные плоды и предложила мне:

— Выбирай по своему вкусу!

— Все хороши! Ты плохих не нарвешь, — ответил я, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Она усмехнулась и быстро скрылась: на балкон вошли Аслан и отец.

— Вы, молодые, счастливее нас, — молвил Берзен-оглы, заметив корзину, — вам незнакомы еще невзгоды жизни.

Потом он продолжал, обратившись к Аслану:

— Посмотрите, как они умеют оказывать уважение друг другу… Яблоки, конечно, принесла Цовик.

Аслан и Берзен-оглы вошли во внутренние комнаты и долго оставались там. Когда Аслан вышел, я спросил:

— Что там такое?

— Там больная… — отрывисто произнес он.

Глава 9.

НОЧЬ В ДЕРЕВНЕ АВАНЦ

Вечером все собрались на балконе. Аслан сидел на миндаре, мастер Фанос подле него, а я на своем месте. Домохозяин то садился, то выходил, отдавал распоряжения.

На высокой деревянной подставке была установлена светильня в виде голубя, наполненная конопляным маслом; голубь давно почернел от масла и дыма. Горевший в его клюве фитиль озарял балкон тусклым зеленоватым светом.

Разговор шел, главным образом, о море: в какое время года оно неспокойно, где имеются пристани, перечисляли количество имеющихся лодок, сколько товару можно перевезти и в какое время года; разъяснения давал, конечно, Берзен-оглы. Он прекрасно был знаком с озером, и окружавшими его окрестностями, знал все заливы, берега, все пути сообщения с материком. На основании этих данных Аслан пришел к выводу, что два парусных судна могут вполне выполнить ту работу, какую проделывают бесчисленные челны и плоты.

Они долго спорили, обсуждали, но я не слушал их. Я все думал о матери Котот: слова мальчика не выходили у меня из головы. Утром Аслан, выходя из внутренних комнат, сказал мне, что там больная — разумеется, это была жена лодочника. Наивный рассказ Котот о матери внушал мне некоторое сомнение относительно состояния больной. «Здесь кроется какая-то тайна», — подумал я.

Цовик и Котот подали нам ужин, а сами отправились спать на кровлю. Крестьянские дети ложатся с заходом солнца и встают до восхода. Нам постлали на балконе. Приятно лежать в прохладе, на чистом воздухе и в бессонные ночи глядеть на небо, усеянное мириадами звезд. Но в ту ночь меня более пленял доносившийся издали глухой и таинственный гул моря.

Работа в мастерской закончилась: там было тихо; только из открытой двери тускло светил огонек. Видно, старик еще не ложился спать. Лодочник повел Аслана и Фаноса в мастерскую показать какие-то работы. Я не пошел. Доски и древесина не интересовали меня, я достаточно нагляделся на них днем, Я остался лежать в постели в вскоре уснул под рокот волн.

Меня разбудил странный шум… Как будто хлопнули дверью. Я поднял голову, посмотрел на дверь — она была открыта настежь. Когда мы ложились спать, я видел ее закрытой. Масло в светильнике было на исходе; фитиль то вспыхивал, то погасал. Но на балконе было светло: полумесяц еще не скрылся за горизонтом. Постели, приготовленные для Аслана и мастера Фаноса, пустовали. В мастерской еще светил огонек. Я положил голову на подушку, но не мог заснуть…

Не прошло и нескольких минут, как легкий шорох, подобный шелесту платья, привлек мое внимание. Я поднял голову и увидел в тени какую-то неподвижную фигуру… Вот она тронулась с места и тихо, без малейшего шума, прошла, словно проплыла по воздуху, не касаясь земли, и спустилась по ступенькам во двор. При свете месяца очертания ее стали яснее и определенней: красная бязевая рубаха доходила до пят, ноги были босы, распущенные волосы, обрамляя ее лоб, густыми прядями ниспадали на спину. Она остановилась посреди двора и оглянулась на балкон: под голубым светом луны я различил страдальческий лик молодой женщины… Она постояла и вновь направилась к саду…