Искупление кровью

На лицах надзирателей гнев сменился растерянностью. Даниэль был ошеломлен. Все трое глубоко травмированы.

— Я могла бы убить Жюстину или тебя… Я никогда не желала зла Монике. Я ударила… Я была в ярости, была вне себя.

Начальник вздохнул:

— Теперь уже слишком поздно. Ты убила, убила снова. Потому, что ты неспособна владеть собой. Потому что ты больна.

Это уязвило Марианну в самое сердце. То же самое говорили эксперты-психиатры в суде. В конце концов, они, наверное, были правы.

— Что вы теперь со мной сделаете?

— Это не нам решать, — отозвалась Жюстина уже более спокойным тоном. — Но тебе ведь уже известна процедура, да?

Марианна поймала взгляд голубых глаз. В них читалась такая же боль. Моника забыта. Они расстанутся. Навсегда.

— Тебя переведут в другой централ, — продолжала охранница. — Ты предстанешь перед судьей и присяжными. Тебе дадут еще десять или пятнадцать лет.

— У меня только одна жизнь… Мне ни за что не отсидеть полного срока…

— Поешь, пока совсем не остыло, — заключила Жюстина будничным тоном.

Потом вышла из карцера. Отправилась проливать слезы куда-нибудь подальше. Она сама не знала, почему плачет. Кого оплакивает. Монику, разумеется. Конечно же, ее детей, ее семью. Может быть, и Марианну.

Даниэль остался. Сел на тюфяк, схватившись за голову. Удрученный.

— Прости меня, Даниэль…

Он не ответил. Даже не поднял головы. Просто слушал, как она рыдает.

— Они придут?

Он наконец поднял глаза.

— Вертухаи… Придут поквитаться, правда?

— Нет. Здесь это не принято.

— Ты не сможешь им помешать. Они придут, я знаю. И ты тоже знаешь…

— Нет! — повторил начальник, повысив голос. — Я этого не допущу.

— Да это и не страшно… Пусть бы они меня убили, так лучше…

— Помолчи, Марианна. Пожалуйста, помолчи…

Он с трудом поднялся на ноги. Еще раз пристально вгляделся в нее. И оставил в ночи, пожирающей надежду. Запирая дверь, он еще слышал голос из-за стены: Прости меня, Даниэль!

Ему пришлось опираться о перила, чтобы подняться по лестнице, настолько он обессилел. Жюстина развозила ужин. Даниэль прошел в кабинет позвонить жене. Предупредить, что не приедет ночевать.

Он взял сигарету, встал перед открытым окном, жадно вдохнул, как астматик, которому не хватает кислорода. Он не мог до конца уразуметь, что́ причиняет ему такую боль. Гибель одной коллеги во спасение другой. Близящаяся разлука. Окончательная. Больше никогда не видеть ее черных глаз. Не слышать ее голоса, не прикасаться к ее коже. Больше никогда. Да, это было тяжелее всего. От мгновенного чувства вины сдавило грудь. Он хотел бы заплакать, но не получалось.

Сигарета догорела, зажатая в его пальцах. Он едва ощутил ожог. Жюстина вошла в кабинет, и он выронил погасший окурок.

— Ты можешь остаться на ночь?

— Конечно, Даниэль…

— Я тоже останусь… Завтра Санчес пришлет подкрепление. Ужин уже разнесли?

— Да.

— Пойди поешь сама. Я подожду, пока ты сходишь в столовую.

— О’кей… Ты… Тебе нехорошо?

— Ничего страшного, — соврал Даниэль.

У Жюстины в глазах стояли слезы. Даниэль обнял ее. Этого и недоставало, чтобы прорвалась плотина. Он дал Жюстине выплакаться, стараясь не последовать ее примеру. Подождал, пока она успокоится, хоть на какое-то время. Дал ей бумажный платок.

— Прости меня, — сказала она, сморкаясь. — За то, что было там, в карцере… Не знаю, что на меня нашло.

— Я все понимаю…

— Умом я понимаю, что Марианна не хотела ее убивать, но…

— Нет, она не хотела… Я знал, что рано или поздно что-то такое случится. Надеялся это предотвратить. Я… У меня не получилось… Я потерпел поражение.

— МЫ потерпели поражение. Ты… ты грустишь, потому что больше не увидишь ее, да?

Он не ответил. Сейчас не до откровенности. В его глазах, посеревших, как море перед грозой, читалось трогательное чувство вины.

— Она… Она как-то утром призналась мне, — пробормотала Жюстина.

— Призналась в чем?

— Что влюблена в тебя… Не знаю, говорила ли она это тебе. И я подумала, что ты… Но… Может, и не стоило поднимать эту тему.

Комната надзирателей — 20:15

Даниэль наблюдал, как варится кофе. Сочится капля за каплей. Сидел на стуле верхом, положив подбородок на спинку. Как будто из него вытекла вся кровь. Капля за каплей.

Он думал только о ней. В самом низу, в застенке. Одна, покинутая. Испуганная, конечно. Во власти своих демонов, демонов убийцы. Жаждет, безусловно, его объятий, чтобы защититься, укрыться в них. Как и он жаждет заглянуть ей в глаза, утешить ее. Но у него не было сил пойти к ней. Да и права такого не было. Идти утешать ее, когда трое детишек оплакивают свою мать?

Жюстина снова застала его врасплох. Он выпрямился на стуле:

— Я сварил кофе.

— Спасибо. — Надзирательница посмотрела ему в лицо. — Ты спускался к ней?

— Нет! — поспешил он ответить.

— Я бы тебя не осудила…

Он налил кофе в две чашки.

— У нас проблемы, — объявила Жюстина. — Дежурные надзиратели ужинали в столовке… Они у меня спросили, сунули ли мы Марианну в карцер.

— И что? — спросил Даниэль, предчувствуя недоброе.