Искусство любви

В конце концов, на очередном семейном совете был принят окончательный план, который позволял убить сразу двух… нет, пожалуй, даже трех зайцев! Сына решили устроить в херсонскую мореходку – давний друг семьи обещал помочь. Строгий режим и особо внимательный присмотр могущественного покровителя должны были аккуратно увести Николая со скользкой дорожки – и это был первый «заяц», убитый метким выстрелом удачного решения. Убийство второго «зайца» позволяло непутевому Мыколе [36] превратиться, таким образом, в моряка загранплавания, получив легальную и вполне безопасную возможность утолять свою страсть к импортным вещам. И, наконец, парень получал звание офицера запаса, не прослужив на флоте ни дня, если не считать за службу месячные сборы в Севастополе, которые сами же курсанты снисходительно обзывали «детским садом». Это был третий «заяц».

Так Коля Хотько стал КУРСАНТом – Колоссальной Универсальной Рабочей Силой, Абсолютно Нежелающей Трудиться. И он оправдывал это звание в изрядной степени.

Работать он не то чтобы не любил – но делал всё поверхностно, быстро, особенно не вдаваясь в детали; скорый результат был для него важнее качественной, сделанной на совесть работы. Весело и торопливо выполнял он очередное задание – быстро воспламеняясь и быстро остывая, не строя далеко идущих планов, не ища связей между причинами и следствиями… С молодым задором плыл он по жизни, увлекаясь то тем, то этим, легко забывая прошлые неприятности и не стараясь извлечь из них каких бы то ни было уроков.

Друг семьи, устроивший его в «мореходку», скоропостижно скончался, но Николай далеко не сразу понял, что означало для него стать «как все». Подобно Черному морю, он вел себя так же неупорядоченно и непредсказуемо: встречался с «девочками» на одну ночь, иной раз дрался не понарошку; не брезговал и фарцовкой, употреблял спиртное. Из всех поговорок, выученных в «мореходке», ему особенно нравилась одна: «Настоящий мореман всегда до синевы выбрит и слегка пьян». Увы, у Коли чаще наблюдалась обратная картина…

В результате вместо запланированного теплого местечка на хорошо оснащенном новеньком сухогрузе, портом приписки которого значился его родной Херсон, Хотько согласно разнарядке распределили на заштатный контейнеровоз, приписанный к порту Российского города N, который был похож на Херсон лишь размерами. Скверный город, скверный порт, скверное судно, скверная погода, скверное жилье, скверные соседи, скверные кабаки, скверные девки – месяца два после прибытия его речь состояла в основном из ругательств, ибо настроение его также было скверным!

Он снял комнату в бараке, где проживало еще пятнадцать семей. Кроме щелей и клопов там наличествовали общая кухня на шесть плит и целых два туалета – мужской и женский. Николаю повезло – в соседнем бараке имелся всего один…

Бараки были щитовые, построенные наспех как времянки, но оставшиеся, тем не менее, стоять, демонстрируя своим ужасным видом правильность советской поговорки: «Нет ничего более постоянного, чем временное».

Деньги ему, за вычетом отсылаемых родне, девать было особенно некуда – парень он был молодой и, разумеется, пока неженатый. В свои двадцать шесть он и не стремился еще где-либо осесть. Ходил в моря, пока ходилось, «любил» девочек, пока «любилось», тратил деньги, пока их еще хотелось тратить.

Старость приходит, как известно, тогда, когда всего полно, а уже ничего не хочется…

Серьезной контрабандой стармос не занимался, суточных и чеков не скапливал. А привозил из рейса два-три тряпичных моточка, напоминающие портновский «сантиметр», где каждая «сантиметровая» секция представляла собой лейбл с изображением американского флага. Пятьдесят картиночек в моточке – и за каждую цеховики [37] , шившие «левые» джинсы, платили ему по пять рублей.

А посему деньги у Николая водились, да и сам он был весьма хорош собой – ведь среди моряков полных, маленького роста и в очках почти не бывает, как известно. Эдакий высокий статный детина с усами, белый верх, черный низ, да всё – с иголочки! Местные девки вешались ему на шею, но только он уделял им времени ровно столько, сколько такие заслуживали – парень знал себе цену!

«Голубой» мечтой стало приобретение видео – цена «от 4000 руб. за подержанный» его не смущала – в конце восьмидесятых с развлечениями было негусто, а в его комнате не стояло ничего, кроме железной кровати, стола да гардероба. Разорившись аж на видеодвойку [38] , он был счастлив!

Видеокассеты в городе достать было можно, и имели они следующие названия: комедия, боевик, вестерн, эротика, порно, ужас, музыкалка. К последнему Николай имел наибольший интерес. В детстве его, по тогдашней моде, даже обучали игре на пианино. Но, повзрослев, он забросил это нудное и бесперспективное, по его мнению, занятие и, напялив настоящие «джины» [39] и фирменные кроссовки «Адидас», ходил с магнитофоном по подворотням…