Искусство. О чувстве прекрасного – ведущие эксперты страны

При том самое удивительное, в этом же каталоге, где подлинные произведения, довольно подробно описана история бытования картины. То есть откуда она, из какой коллекции, как она попала в музей. Все правдиво по отношению к этой работе из Казанского музея. А там, где работы, вызывающие сомнение, там вообще ничего не написано, просто написано: частная коллекция. Из какой частной коллекции? Из какой страны? И вообще, откуда они все взялись, эти работы? Их никто никогда не видел. И вдруг десятки, сотни работ. К сожалению, доказать мы ничего не можем. Потому что, чтобы доказать то, что эта работа не настоящая, для этого надо ее получить в руки, взять, посмотреть. Сделать какие-то химико-технологические анализы, рентген, и тогда станет ясно, что это современный холст, современная краска. Да и вообще, манера не ее.

Насколько возможно вообще что-то подобное сделать? В смысле техническом, краска же высыхает.

Тут есть очень сложные вещи, спорные все. Потому что, конечно, можно взять старый холст и старую краску, они до сих пор продаются.

А они высыхают за сто лет так или за два года?

В том-то и дело, что старение поддается некоему исследованию. И можно определить, как это старело – в течение ста лет или это в печку сунули какую-то, где это все зажарили, появились кракелюры. И вот вам, пожалуйста, старая работа. Нам же эти работы не дают никому. И вообще, где эта комиссия, которая этим займется? Ее не будет никогда. Поэтому все это безнаказанно абсолютно осталось. Единственное, что Третьяковская галерея смогла подать иск в какой-то суд, который вынес решение, что произведения Ларионова и Гончаровой, хранящиеся в Третьяковке, незаконно были воспроизведены в этом издании. Вот и все. И было постановление суда изъять эту книгу из России. Но она для России-то не была рассчитана. Она рассчитана как раз на такого покупателя, о котором мы с вами говорили. Который придет и скажет: о, прекрасно, за полмиллиона я куплю, еще и книга есть. Все. Я доволен. Вот такая ужасная ситуация. И особенно в этой ситуации пострадали, конечно, Гончарова и Ларионов.

И почему именно их подделывают?

Я думаю, потому, что они оказались как бы бесхозными художниками. Они из России уехали и жили во Франции, но как бы не стали французами. Я имею в виду принадлежность к культуре.

То есть некому заступиться.

Некому заступиться. За Малевича можно заступиться. За Клюна, за Кандинского тоже можно, за Шагала. Есть комитеты и Кандинского, и Шагала.

Ни одна картина Шагала не будет выставлена ни на выставке, нигде, без утверждения комитета. И это очень правильно. И у комитета Шагала даже есть такое право уничтожать подделки, если они к ним попадают в руки.

Чаще всего они не попадают к ним в руки. А вот у этих художников комитета нет никакого. И такие подделки наносят ущерб самим художникам. Потому что это вещи ужасные, аляповатые, они написаны какими-то ремесленниками.

Искусство того времени было новое, ищущее, и художники спешили. Спешили быстро сделать что-то новое. Поэтому им недосуг иногда было писать одну картину месяц, два, три. Это нереально абсолютно. Надо быстро все делать. И этим, конечно, пользуются поддельщики. Сейчас количество подделок авангарда почти уже превысило количество подлинников, можно просто уже целую историю искусства авангарда нарисовать. Создать новую, фальсифицированную, где все будет как бы в зеркале.

Можно говорить о том, что у некоторых художников подделок больше, чем оригиналов?

Да. Подделывали, конечно, всегда, мы знаем эту историю знаменитую с Вермеером. В XVIII веке в немецком искусстве была такая живописная школа, которая просто имитировала голландские пейзажи предыдущего столетия. Поскольку они были в цене и требовались, рынок их тоже требовал. Но они даже не создавали некоего обмана. Они просто рисовали, как голландцы. И иногда отличить очень трудно. Только благодаря тому, что там, кажется, есть какая-то краска типа асфальта, которой у голландцев не было, а у немцев она появилась в это время. Вот по этому определяют. Но и то многие музеи предпочитают об этом не говорить. Если у них висит голландец, а это немец на самом деле на сто лет позже, они молчат. Поэтому уличить поддельщика практически невозможно. И даже если вы докажете, что этот человек нарисовал эту фальшивую работу, а он скажет: а мне хотелось рисовать в этой манере.

Дальше надо проследить цепочку дилеров, и все аферы.

Да, всех поймать в один момент.

Как с Вермеером и было, собственно говоря.

Да, когда-нибудь, я надеюсь, настанет момент, когда это станет все-таки достоянием гласности.