Как-то они их показывали, не знаю, как это было технически, но это холст, масло. Сейчас вы не найдете даже вот этих следов разрезания, потому что все было сделано реставрационно абсолютно блестяще. В этом «Доме в разрезе» с юмором, при этом в технике Филонова, описаны разные действия, которые происходят в этом доме. Притом это все реальные абсолютно люди. Это соседи дома, где жила Глебова и где жила Алиса Порет, куда приходили те же самые друзья, и Хармс, и Введенский бывали там. Это было такое веселое место.
Да, совершенно верно. Картину, к сожалению, полностью не восстановили. Потому нижнего фрагмента просто нет. Там была изображена пожарная машина, которая тушит пожар в одном из верхних этажей дома. И это все реальные события. Я хочу процитировать слова Глебовой. Она писала, как они работали вместе. «Мы работали вместе, сидя рядом, большие полотна маслом, и научились рисовать, ведя карандашом с двух сторон, и все сходилось. Так же мы делали все детские книжки и рисунки для журналов». Ну и так далее. По филоновскому методу практически.
Картина росла, как какое-то независимое живое существо, как дерево. Тут очень интересны все фрагменты. Например, тот, в котором Глебова изображена. Она в своей мастерской пишет какую-то абстрактную картину. В центре, с левой стороны фигура такая с залысинами, стоит, руки приподняты, это сам Филонов. Справа какие-то персонажи, цыганка пляшет, еще что-то. Это все реальные жители этого дома. И вот очень интересный фрагмент, где изображена замечательная совершенно пианистка, рожденная в Витебске, Мария Вениаминовна Юдина[25]
. Известный человек, весьма оригинальный. Она дружила тоже с Алисой Порет и с Глебовой, тоже бывала в этом доме, и даже жила там. Вот она в четырех состояниях изображена здесь – лежит на диване, потом сидит, играет на рояле и вылетает в окно в виде какого-то ангела или какой-то такой фигуры.Да, конечно, этот принцип использован. С Юдиной много историй очень интересных связано вообще. Она была оригинальным весьма человеком, не боялась ничего. И в 1930-е годы она выступала, в сталинские времена, и в послевоенные годы тоже выступала довольно много. Всегда была в черном, в резиновых тапочках. И когда она выступала на сольных концертах, они были не очень частые, конечно, она рассказывала какие-нибудь евангельские истории, не боялась этого. И еще с ней была чудесная история. Однажды товарищ Сталин услышал в записи, как она играет Шуберта, и ему очень понравилось. Он попросил пластинку, а пластинки-то не было. Ее ночью вывезли куда-то, на какой-то завод, и она записала этот концерт. К утру сделали пластинку в одном экземпляре и отдали Сталину.
В середине 1970-х, мне было лет 13 или 14, мой папа каким-то образом познакомился с Алисой Ивановной Порет и уговорил ее дать мне несколько уроков живописи. Я пришел, она мне поставили натюрморт. Я не знал, кто это. Седая какая-то бабушка, ну, картины на стенах. Она поставила мне натюрморт, и я начал что-то делать, что-то такое сезанить. Она говорит: «Вот, вот стол. У него ровная линия. Почему вы рисуете неровную?» Я говорю: «Ну, вот, это». Она говорит: «Нет, пожалуйста, вот если она ровная, вы мне, пожалуйста, ровную линию и нарисуйте». И у меня это врезалось в память. И я перестал использовать чужие методы, пока не начал нащупывать свои собственные.
Витебск – центр развития русского искусства
Витебск был таким удивительным совершенно городом. Это был совершенно феноменальный случай, когда глубоко провинциальный город, который, казалось бы, ничем не отличался от других городов России, вдруг стал каким-то необыкновенным центром именно авангарда. При том не только в изобразительном искусстве, но и в музыке, и в театре, и даже в литературоведении.
Рассказать о Витебске, как центре искусства, это, конечно, очень интересно. В первую очередь вспоминается имя Шагала, который родился в Витебске. Это абсолютно мировая звезда ХХ века.
Но началось все не с него. Началось все с художника Юделя Пэна (1854–1937). На его работах Витебск того времени, и мы видим высокие колокольни, такой типичный провинциальный город.