Говоря о психоанализе, я считаю очень важной задачу аналитика показать пациенту реальные альтернативы – очень жестко и ничего не смягчая, хотя, возможно, так подбирая слова, чтобы внушить ему желаемую мысль, не проговаривая ее. Если пациент оказывает сопротивление и не хочет ясно видеть использование слов, которые не слишком ясны, это приводит к тому, что он не слышит ничего, потому что не хочет слышать. Вы должны кричать – иногда в буквальном смысле, хотя я не имею этого в виду, – кричать так, чтобы пациент не мог не заметить вашего утверждения и был вынужден на него реагировать.
Главная причина того, почему осознание себя, истинное осознание своего положения предоставляет шанс на перемены, заключается в том, что оно позволяет действовать нашей внутренней энергии. А если ее нет, если она уже мертва, то ничего нельзя сделать. Человек – в особенности аналитик – должен глубоко верить в существование такой энергии, однако в пределах разумного. Существует множество людей, в ком энергия настолько слаба, что ничего больше не остается делать, – это может быть следствием возраста или следствием такого поражения, что уже не остается надежды. Было бы глупо говорить, опираясь на догму или принцип, что такой пациент будет позитивно реагировать на полную конфронтацию со своей жизнью, однако ему может помочь осознание того, куда он идет, каковы альтернативы в его существовании. Это одна из самых важных задач, стоящих перед психоаналитиком.
Помощь пациенту в осознании имеющихся у него альтернатив есть часть психоанализа. Это значит не высказывать ценностные суждения, а указать – это можно сделать в любой другой области, – что у тебя есть энергия, и если ее использовать, ты пойдешь одним путем, а если нет – то другим. Существуют альтернативы, сами по себе определяющие единственный возможный путь. Большинство людей видят в этом невозможную ситуацию. Вы хотите быть свободными, но сохранить стабильные отношения со своими родителями; вы хотите быть свободными, но оставаться зависимыми. Так не бывает, вам это не удастся, это просто фантазия. Также люди не могут стать независимыми и свободными и одновременно подвергаться массовой пропаганде. Иметь и то и другое нельзя; однако люди в большинстве своем стремятся к компромиссу, и это, можно сказать, есть одна из форм сопротивления. До тех пор, пока я надеюсь на чудо, что означает невозможное решение; до тех пор, пока реалистическая ситуация такова, у меня нет шанса что-нибудь сделать.
Во-первых, вся концепция сублимации в высшей степени проблематична. Я очень сомневаюсь, что на самом деле существует такая вещь, как сублимация. Однако это очень популярная концепция, она так легко дается. Сублимация… вы думаете о химической реакции, а тут, оказывается, дело в основе, побуждениях и тому подобном, и все это сублимируется.
Я хочу проиллюстрировать свои сомнения простым примером. Общая психоаналитическая концепция гласит, что хирург сублимирует в профессии свой садизм или в более поздней версии – свой инстинкт смерти. Другими словами, он испытывает побуждение причинять боль, побуждение пытать, но, вместо того чтобы прямо это выразить, он выражает это совсем иначе, как сказал бы Фрейд, либидозно, и этим скрывает истинное побуждение. Я абсолютно с этим не согласен. У хирурга совершенно иная мотивация. Конечно, бывают хирурги, мотивированные желанием причинять боль, но я уверен, что это худшие хирурги в мире.
Напротив, хирург мотивирован стремлением к быстрому действию, к быстрому излечению, он мотивирован своим даром быстрых решений, техническим умением искусных рук, так что хирург действует в силу импульсов или на основе совершенно нормальных человеческих дара и желаний. Его талант действует в определенном направлении, поэтому-то он хладнокровен, объективен и очень рационален в своей работе. Будь хирург скрытым садистом, он был бы лишен именно этих качеств, он испытывал бы тайное удовольствие и оперировал бы, когда в этом нет нужды, им двигали бы импульсы, не означавшие сублимации. Они не возникали бы внезапно из ничего. Кроме того, нужно сказать, что вы могли бы сублимировать свой садизм, но все равно сохранили бы садистский характер. Вопрос о том, чаще ли хирурги обладают садистским характером, чем психоаналитики, остается открытым в большей мере, чем в любой другой области медицины или, не дай бог, среди учителей.