Искусство слушать

По моему мнению, извращения следует лечить, только если пациент от них страдает, другими словами, если индивид чувствует, что это нечто, сильно его тревожащее, разрушающее его жизнь, противоречащее его ценностям, имеющее отношение к его характеру, к его отношениям с другими людьми. В противном случае я не рассматриваю извращение как нечто нуждающееся в лечении. Однако я считаю это серьезной проблемой, потому что нужно задаться вопросом: какова связь – и это важно – между так называемым извращением и характерологическими элементами в человеке? В какой степени это действительно регрессия или фиксация или стадия, когда человек загораживает себе дорогу к более полным отношениям не только с женщиной, но и с людьми вообще? В определенной мере проблема сходна с проблемой гомосексуальности. Я не считаю гомосексуальность болезнью, но тем не менее вижу в ней ограничение человеческого роста, хотя и в меньшей степени, чем садомазохистское извращение. Так что смотреть свысока и говорить, что гомосексуалы не способны к настоящей любви и чересчур нарциссичны, – черт возьми, кто бы говорил?

Об опознании сопротивления

Возможно, самой важной вещью в психоанализе является опознание сопротивления.

Есть психоаналитик, который первым и наиболее исчерпывающе опознал сопротивление: Вильгельм Райх[22]. По сути, это его главный взнос в психоанализ. Я думаю, что другие его взносы сомнительны или под вопросом. Он сделал еще один взнос, который в равной мере важен: он вслед за Георгом Гроддеком

[23] единственный видел важность расслабления тела для преодоления подавления. В своей книге «Анализ характера» (W. Reich, 1933) он подчеркивал это.

Сопротивление – одна из самых сложных вещей, не только в психоанализе, но и в жизни каждого, кто пытается расти, пытается жить. Человек обладает, по-видимому, двумя очень сильными тенденциями. Одна из них – двигаться вперед, начиная, можно сказать, с первого момента рождения, с импульса покинуть чрево матери; однако в то же время имеет место огромная боязнь всего нового, всего отличающегося; можно сказать, боязнь свободы, боязнь риска – почти столь же сильная тенденция отстраниться, вернуться, не двигаться вперед. Этот страх перед новым, перед непривычным, а потому ненадежным – ведь человек ранее этого не испытывал, – весь этот страх выражается в сопротивлении, в различных маневрах, направленных на то, чтобы воспрепятствовать движению вперед, каким-то смелым действиям.

Сопротивление ни в коем случае не является проблемой только психоанализа. Большинство проблем, обсуждаемых в психоанализе, таких как сопротивление или перенос, на самом деле гораздо важнее в качестве проблем общечеловеческих. Как психоаналитические проблемы они довольно ограниченны, но как много людей подвергается анализу? Однако в общечеловеческом смысле сопротивление и перенос принадлежат к наиболее мощным из существующих эмоциональных сил.

Рационализируя свое сопротивление, мы проявляем невероятную изобретательность. Перспектива улучшения встречает сопротивление, любое улучшение рассматривается с подозрением, а не с удовлетворением и радостью. Очень часто улучшение служит началом компромисса, приносящего удовлетворение: «Видите, я не так болен, как раньше», – однако одновременно этого достаточно, это предохраняет от решительного шага, который мог бы радикально разрешить проблему движения вперед. Поэтому очень важно относиться к улучшениям с подозрением. Поражения лучше успехов, если учесть слова Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее» (Was uns nicht umbringt, macht uns stärker [F. Nietzsche, 1889, Nr. 8]). Существуют фатальные поражения, но в целом успех – одна из самых опасных вещей, которые не удаются человеку. И обычно он приводит к усилению сопротивления.

Конечно, сопротивление имеет много других форм; например, один пациент выражает его, обрушивая на психоаналитика поток сновидений, так что с этого момента тому приходится выслушивать сны на протяжении нескольких лет; больше ничего не подвергается анализу, потому что сны носят очень отчужденный характер; сновидения анализируются, а пациент – нет.