Испанские поэты XX века

I

Последние стрижи над колокольнейна небе, по-вечернему глубоком.Ребячий гомон у ограды школьной.В углу своем Абель, забытый богом.Потемки, пыль и темная террасаи крики, полосующие плетью,в канун его двенадцатого часана рубеже пятидесятилетья!

—

О, полнота души и скудость духанад гаснущим камином,где слабый жар потрескивает сухои отсветом костра сторожевогостекает по морщинам!

—

Сказал он: — Безысходен путь живого.О, дали, дали! Скрасит бездорожье

одна звезда в зените.Кто до нее дотянется? И все же —кто без нее решится на отплытье?Далекий флагман! Даль даруя взглядуи сердцу — полноту исчезновенья,ты придаешь целительному ядувкус нежности, священное забвенье.Великое Ничто, твоей загадкилишь человек касается как равный.Снотворный ключ, губительный, но сладкий,божественная тень руки державной!Предвечный свет — немеркнущий и зрячий —увижу, нет ли, выйдя к перепутью,но заглуши галдеж этот ребячийнебытием, Господь, — своею сутью!

II

Встал ангел перед ним. Мартин поспешнодал несколько монет — нашлись на счастье.По долгу милосердия? Конечно.

Пугаясь вымогательства? Отчасти.А сердце одиночеством терзалось,какого не изведал он доныне.Господь не видит — так ему казалось,и брел он по немой своей пустыне.

III

И увидал тень музы нелюдимой,своей судьбы, не тронутой любовью, —вошла навеки чуждой и любимойи, траурная, встала к изголовью.Сказал Абель: — Отшельница ночная,чтоб увидать тебя без покрывала,дожил я до зари. Теперь я знаю,что ты не та, какой мне представала.Но прежде чем уйти и не вернуться,благодарю за все, что отшумело,и за надменный холод… —                                        Улыбнуться

хотела ему смерть — и не сумела.

IV

Я жил, я спал, я видел сны и дажетворил, — подумал он, теряя зренье.В тумане снов стоящему на стражесновиденье дороже сновиденья.Но к одному итогуприходят и сновидец и дозорный,и кто торит дорогуи кто спешит по торной,и если все подобно сновиденью,то лишь Ничто — господнее творенье,закрытых век отброшенное теньюна вечный свет божественного зренья.

V

И за тоской нахлынула усталость.Иссохшею гортаньюон ощутил, как ядом пропиталосьотравленное время ожиданья.

Цевница смерти!Слабою рукоюон тела онемелого коснулся.Кровь забытья, безволие покоя!А тот, кому все видно, — отвернулся?Воззри, Господь!Дни жизни с ее снами,воскресшие во мраке,на мягком воске стыли письменами.И новый день растопит эти знаки?Зажегся на балконерассветный луч безоблачного лета.Абель поднял молящие ладони.Слепой, просил он светаи наугад тянулся к нему телом.Потом — уже безмолвный —поднес бокал к губам похолоделым,глубокой тьмой — такой глубокой! — полный.