Кстати, этого посланного «на чуму» корреспондента я невольно очень подвел. В Таджикистане, мы были одновременно, и мне удалось обнаружить в этой стране авиабазу афганских летчиков, воевавших с талибами. Яков был в ярости: «Почему Ротарь нашел, а не ты?". Гнев был совершенно незаслуженный, мне попросту повезло, но фанатики не понимают оттенков.
Каюсь, что частично таким авантюристом был и я. Помню разговор с одним интеллигентным, закончившим МГУ чеченцем, в доме которого я останавливался в Грозном. Как-то он не выдержал: «Полевые командиры… Кухонные командиры. Как мне это все уже надоело! Когда же все это кончится? Тебе-то что! Ты сюда погарцевать приезжаешь, а мне здесь жить!»
Однако, почему-то особенно много любителей «острых ощущений» было среди женщин.
Многие из них упивались военной романтикой. Так, одна из моих знакомых поехала в Чечню во время отпуска. Самое интересное, что материалов в свою редакцию эта дама почти не передавала: ей вполне хватало ощущений фронтовой жизни.
Около года в Чечне провела украинская журналистка, якобы работая стрингером на никому неизвестные агентства, а в реальности просто тусуясь. Конец этой женщины трагичен – обвинив в шпионаже, ее убили боевики.
Часто среди таких журналисток попадались женщины с довольно своеобразной психикой. Так, одна корреспондентка фактически хвасталась историей своего изнасилования боевиком. Дело в том, что женщина пожаловалось на насильника его командиру, и тот приказал расстрелять преступника. Эту историю женщина рассказывала, не стесняясь, при своем женихе всем знакомым.
Кстати, про эту даму рассказывали и такую историю. Как-то в подмосковной электричке на нее напал бандит с ножом. Женщина сжала лезвие ножа рукой, и окровавленной ладонью провела по лицу бандита. Тот позорно бежал.
Иногда «изнасилование» использовалось просто как прием для резкого карьерного взлета. Так, одна из ныне очень известных скандальных журналисток объявила тележурналистам, что ее изнасиловали солдаты на войне водной из бывших союзных республик.
Репутация у дамы была такова, что над этим сообщением смеялись даже боевики противоборствующего лагеря. Но дело было сделано: журналистка мгновенно стала известна на всем постсоветском пространстве.
Многие журналистки восхищались «настоящими мужчинами» – чеченскими боевиками и даже вступали с ними в сексуальные связи. Особенно везло Шамилю Басаеву – многие женщины очень хотели пополнить им «коллекцию своих любовников».
Длительные и серьезные романтические отношения с одним из чеченских полевых командиров были у одной из российских журналисток, погибшей в Чечне при невыясненных обстоятельствах. А одна французская журналистка и вовсе вышла замуж за полевого командира из чеченского аула Шали. Бурный роман «Париж – Шали» был светской новостью номер один у работающих в Чечне репортеров.
Запомнилась мне и чешская журналистка Петра Прохазкова. Ee взгляд на ситуацию в Чечне был несколько наивным и чересчур эмоциональным. Петра, например, все время проводила параллели между вводом советских войск в Чехословакию в 1968 и нынешнем российским в Чечню: «Они ведут себя абсолютно одинаково!». На самом деле, между этими двумя событиями, на мой взгляд, не слишком много общего.
Биография этой женщины очень характерна для военной журналистки. Петра работала на войнах в Нагорном Карабахе, Грузии, Чечне, Афганистане, Кашмире, Восточном Тиморе. В 2000 году чешка занялась в Чечне гуманитарной деятельностью, в частности открыла приют для детей-сирот.
Петра трижды была замужем. Ее второй муж был чеченец, занимавшейся охраной и сопровождение грузов чешской гуманитарной организации «Человек в беде». После того, как муж пропал без вести, Петра уехала в Афганистан, где вышла замуж за афганского фотокорреспондента и некоторое время занималось сельским хозяйством на его ферме в афганских горах.
Что двигало этой необыкновенной женщиной? Журналистский долг, любовь к людям?! Да, несомненно, но, как мне кажется, все же главным в ее характере были авантюрный дух и любовь к приключениям.
Сказать, что журналисты, работающие в Чечне, много пили – значит не сказать ничего. Так, некоторые съемочные группы российского телевидения умудрялись перемещаться по республике в невменяемом состоянии.
Вообще, в то время жизнь в Грозном была очень странна. Пусть это и цинично звучит, но разрушенный город был по-своему красив, особенно весной, когда среди руин пробивалась свежая зелень. Эта была какая-то грустная щемящая красота, напоминающая об апокалипсисе. Однако в этом странном мире теплилась жизнь, а в немногих уцелевших домах открывались вполне неплохие рестораны, практически единственными клиентами которых были журналисты.
Среднеазитские зарисовки
Узбекистан, в период перестройки и после