Исповедь Дракулы

Мужчины сели за стол, пытаясь продолжить начатую беседу. Отец и сын должны были говорить друг с другом… Вот только о чем? Вряд ли они сумели бы высказать все, что накопилось за долгие годы, вряд ли смогли бы преодолеть возникшую между ними стену отчуждения…

– Простите, что не успел приехать на вашу свадьбу, отец.

– Пустое. Я рад, что мы встретились.

– Я тоже.

– Теперь мы оба католики, оба служим венгерскому королю. Будем встречаться чаще.

– Да, непременно.

Разговор то и дело прерывали долгие паузы. Слова повисали в воздухе, молчание тяготило. Дракула хотел заговорить с сыном по-славянски, но передумал, опасаясь смутить юношу, вряд ли помнившего язык, на котором они общались в детстве. Князь столько хотел сказать своему сыну, единственному любимому человеку, оставшемуся у него в этой жизни, но не мог вымолвить ни слова. В душе Дракулы жил другой образ, не имевший ничего общего с красивым молодым мужчиной, сидевшим напротив.

– Мне придется скоро уехать, – снова заговорил юноша. – Дела службы требуют моего присутствия в Вене. Я вырвался сюда на пару дней.

– Да, конечно. Рад был тебя видеть.

– Взаимно.

Это была почти неприязнь. Влад иначе представлял себе отца, и немолодой, болезненного вида человек внушал ему антипатию. Они попрощались – сухо и официально, юноша направился к двери. На пороге он резко обернулся, отец смотрел вслед, в его глазах стыла тоска.

Эту стену мог сломать только Влад. Только он мог сделать первый шаг навстречу, разбить лед непонимания и отчужденности, вернуть то, что казалось потерянным навсегда. Для этого надо было отбросить условности, позволить чувствам вырваться наружу. Влада называли сиротой, но все эти годы он думал о своем отце, верил, что они встретятся. Если теперь просто уйдет, то они останутся чужими навсегда.

– Отец, простите, я не знаю, как сказать, у меня не получается… Вы – единственный близкий мне человек… Я всегда думал о вас, любил, люблю… Горжусь… Вы для меня все, – он обнял Дракулу, едва сдерживая слезы. – Я ничего не забыл. Можете рассчитывать на меня, что бы ни случилось, я с вами, отец.

– А я думал, что потерял тебя навсегда.

Венгрия, королевский дворец в Буде

Король засиделся в библиотеке допоздна, разбирая документы и раздумывая о будущем. Донесения послов и шпионов, посвященные положению дел в румынских княжествах вполне могли вызвать злорадство, если бы происходящее не имело прямого отношения к самой Венгрии. Какими бы мотивами не руководствовался молдавский князь Штефан, поддержав в 1462 году Раду Красивого, он проиграл, подставив под удар свою страну. Начиная с 1470 года, Раду регулярно нападал на Молдову, опустошая приграничные уезды, а его двоюродный брат Штефан платил ему той же монетой, атакуя валашские земли. Эта братоубийственная междоусобица была выгодна как туркам, так и венграм, заинтересованным в ослаблении Молдовы, и до поры устраивала венгерского короля. Пользуясь тяжелой ситуацией, Матьяш и сам напал на Молдавское княжество в 1467 году, придя туда с сорокатысячной армией, но потерпел поражение и даже был серьезно ранен, что окончательно отбило у него желание лично участвовать в военных походах. Впрочем, и Штефан заплатил за победу непомерную цену, применив в войне тактику выжженной земли и опустошив собственные владения.

Молдавский князь чувствовал, что попал в тупик, и около года назад предпринял очередную попытку восстановить баланс сил и вернуть себе лояльность Валахии. Стремясь получить контроль над княжеством, он дошел до Бухареста, где и состоялось главное сражение, увенчавшееся победой молдаван. Раду бежал в Турцию, а Штефан утвердил на престоле Басараба Лайоту, одного из представителей валашского клана Данешть. Но долго торжествовать Штефану не пришлось. Раду Красивый вернулся в Валахию с подкреплением, вышвырнул с трона Лайоту, однако не остановился на этом и двинулся прямо в Молдову, нанеся удар возмездия и грабя все, что попадалось на пути.

Появление породистого, полученного в подарок от германского императора пса отвлекло от раздумий. Матьяш побаивался громадного зверя, беспрепятственно ходившего по королевским покоям, но избавиться от твари не мог, поскольку это был дар новоявленного «папаши». Пути Господни неисповедимы, а политические союзы непредсказуемы, – император Фридрих несколько лет назад усыновил Матьяша, с которым до того вел непрерывные войны, а молдавский князь ныне настойчиво просил о покровительстве Венгрии.

– Хороший песик, – холеная, унизанная перстнями рука с трепетом дотронулась до холки собаки. – Сдох бы ты поскорее, чтоб с тебя шкуру на живодерне содрали. А еще лучше – на кол тебя насадить, как того осла с монахом…

По губам короля скользнула блудливая улыбочка, – на ум сам собой пришел рассказ о недавней массовой казни, учиненной молдавским князям Штефаном. Говорили, что он посадил на кол две тысячи триста пленных румын, причем сделал это не в обычной манере, а пронзив тела через пупок.[33] Зрелище, должно быть, производило неизгладимое впечатление…