Исповедь маркизы

За один день Вольтер принял более трехсот человек; я не стала смешиваться с этой толпой: мне бы не удалось встретиться с ним непринужденно, и я отнюдь не желала оставаться в прихожей. Я не стану тратить время на пересказ дел и поступков Вольтера во время его пребывания в Париже. Найдется достаточно наемных историографов, которые донесут эти сведения до наших потомков; я поведаю лишь о том, что касается меня.

Лекен умер накануне приезда великого человека, и тот лишился удовольствия видеть его игру в своей пьесе. А ведь, на мой взгляд и на взгляд многих других, пьесы Вольтера без Лекена теряют добрую половину своих достоинств.

Итак, я отправилась к Вольтеру, пропустив толпу вперед. Он очень изменился и очень постарел — по крайней мере, так мне говорили; в нем не осталось ничего живого, за исключением улыбки да еще этих глаз, которые никогда не погаснут, даже в могиле. Вольтер принял меня в высшей степени дружелюбно: мы с ним такие давние знакомые!

— Ах! Сударыня, — сказал он, — вам очень посчастливилось, что вы больше ничего не видите; вы бы увидели столько всего гадкого!

— Сударь, я бы увидела ваш триумф и приобщилась к нему благодаря приязни, которую к вам питаю.

— Моим триумфом скоро станет могила, ибо мои силы на исходе. Меня осаждают посетители, они считают меня бессмертным; я умираю уже восемьдесят четыре года, а они обращаются со мной так, будто я обязан жить вечно.

— По крайней мере, вы останетесь с нами?

— Нет, нет, я слишком стар, чтобы целую неделю смотреть, как уходит в песок то короткое время, что мне отпущено. Я уеду во время поста. Вы приедете на репетицию «Ирины», которая состоится здесь? Актеры из любезности явятся ко мне в половине первого.

— Увы! Сударь, это невозможно: в такое время я уже засыпаю. В моей жизни больше нет ни дней, ни ночей; для меня все одинаково, и сон приходит, когда захочет; извините меня и позвольте навещать вас всякий раз, когда я смогу, — в минуты просветления.

Меня сопровождал г-н де Бово; мы там долго не задержались. Великого человека клонило ко сну; я собралась уходить и сказала, что снова приеду на следующий день; я так и сделала.

Следующий визит оказался забавным. Меня провели в просторную роскошную гостиную, утопавшую в золоте, с очень пышным убранством. Я встретила там сначала племянницу Вольтера, толстую г-жу Дени, добродушную женщину, которая рассуждает довольно здраво, вместе с тем оставаясь всего лишь неряхой и дурой. У этой особы донельзя смехотворные притязания: она считает себя отражением Вольтера и охотно бы согласилась, чтобы ей воздавали почести на том же алтаре. Она соблаговолила любезно принять меня, промолвив:

— Мой дядя очень вас любит, сударыня.

Я отпустила в ответ комплимент Вольтеру; племянница ждала похвалы в свой адрес, но так и не дождалась ее.

Рядом с ней находился маркиз де Виллетт, или так называемый маркиз: титул его довольно сомнителен, а сам он — настоящий персонаж комедии. У этого человека молодая и красивая жена: это мадемуазель де Варикур, воспитанница Вольтера, которую называют Красивая и Добрая.

Вольтер не выходил из своей спальни; он отдыхал, после того как прочел свою пьесу на одном дыхании, словно молодой человек.

— Сударыня, примите извинения моего дяди, — продолжала г-жа Дени после своей первой нелепой фразы, — он выбился из сил и никого не принимает, но вас он примет.

— Сударыня, я ухожу, ибо не хочу беспокоить господина де Вольтера.

— Мы этого не допустим, — отчеканил г-н де Виллетт, неумело изображая возмущение, — господин де Вольтер никогда бы нам этого не простил.

Они усадили меня, и завязалась беседа, разумеется, о Вольтере. Я заметила, что г-жа Дени отождествляет себя с кумиром и принимает добрую половину похвал на свой счет. Говоря о дяде, она постоянно употребляла слово «мы», причем с таким неподдельным простодушием, что невозможно было на нее сердиться. Что касается маркиза де Виллетта, он то и дело повторял:

— Мой прославленный друг…

То был вылитый маркиз де Маскариль. Мне показалось, что милую мадемуазель де Варикур принесли в жертву этому человеку, который ее не стоил. История этой дамы похожа на роман; досточтимый муж тут же попросил свою супругу рассказать мне эту историю, и это было единственное, что вызвало у меня интерес во время этого визита. Я добавлю к ее рассказу несколько мелких подробностей, которые мне удалось узнать от самого Вольтера независимо от Виллетта, над которым великий человек, разумеется, смеялся. Над кем только он не смеялся?

У гвардейского офицера г-на де Варикура было двенадцать детей и ни единого су за душой. Следовательно, надо было упрятать их в монастырь, в особенности эту девицу, у которой не было никакой надежды выйти замуж. Юноши лучше устраивают свои дела, чем мы. Мадемуазель де Варикур была восторженной особой, отнюдь не склонной к монастырской жизни; она стала искать способ избежать этой участи и, недолго думая, написала Вольтеру, умоляя его о помощи.