Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

В отличие от господского дома хозяйственная жизнь поместья менялась исключительно в направлении прогресса. В начале шестидесятых годов в Айнхаузе не осталось уже ни одной телеги, исчезли последние верховые и рабочие лошади. Машинный парк увеличился до двенадцати тракторов, не считая гигантских новых комбайнов. У Ц. А. был свой автомобиль, у Олимпии — свой, на рождество подарили машину и Йоханнесу. Вместо сотни батраков теперь работало десятка два специалистов. Все пустующие постройки были снесены, иначе пришлось бы платить налоги и страховку за чайную, пекарню, прачечную, мельницу, кухню, молочную ферму, лодочный сарай, пасеку, три овчарни, два коровника, воловню, две конюшни, жеребятник, лесопилку, ригу, амбар, несколько хибар в лесу да железные бараки, где в войну размещался зенитный расчет. Высвободившуюся землю разровняли, часть засеяли травой, часть пустили под пашню. Община купила принадлежавшие Ц. А. проселочные дороги и заасфальтировала их. Удачная сделка, обернувшаяся двойной выгодой, поскольку не стало выбоин, портивших ходовую часть сельхозмашин. Поместье разрасталось. Соседи умирали. Ц. А. скупал их земли, присоединяя к своим.

Жителей в деревне Айнхауз сильно поубавилось, и потому детей в сельской школе осталось совсем немного. И цыгане, торговавшие всякой всячиной, перестали приходить. В прежние времена они проникали в дом до самой кухни, где воровали серебро, или же в панике поворачивали назад и не отваживались подступиться к усадьбе, страшась скрещенных метел в дверях. Не стало и бродячих цирков с обученным арифметике ослом и поющей собакой, получавших в обмен на десяток бесплатных билетов разрешение устроить на лугу маленькую арену без шатра. И аисты, вившие по весне гнезда в больших тележных колесах на крышах сараев, тоже почему-то больше не прилетали.

Божевсевышниймыславимтебя, пел Ц. А., катаясь на машине по лесу. Жизнь шла своим чередом. Августа, вот уже два года находившаяся в интернате на юге Германии, получала от отца письма. Ц. А. сочинял их поздней ночью, когда на него нападало умиротворенно-печальное настроение. Нужно быть скромным

, писал он, или: Как было бы чудесно, если бы и крупные проблемы могли решаться столь же разумно, как и мелкие, — за стаканом вина с куском хлеба, лицом к лицу. Ц. А. писал от руки. И Августа читала трактаты об одиночестве (тогда как дом ломился от гостей), опыты о себялюбии человека

, эссе о высокомерии светского общества, не различавшего такие понятия, как сердце и дух, совесть

и разум, и подменявшего их ложными ценностями. Ц. А. писал, прикладываясь к бутылке, и чем больше хмелел, тем яснее осознавал убожество высшего света. Он писал, что страдает от людей, которые являются лишь затем, чтобы убивать время

. И все эти излияния были пересыпаны восклицательными знаками, скобками, многоточиями и тире, рассчитанными на понимание Августы.

По духу своему Ц. А. был охотник — и зимой, когда поля отдыхали, ездил в Африку охотиться на крупного зверя. Во сне он слышал утробный рев леопардов, проводивших ночь любви, видел гиен, хрипло завывавших в предрассветных сумерках, и львов, которые были такими же детьми природы, как и туземцы, выходившие на них с одними лишь копьями. Вот почему он презирал биржевых спекулянтов, дельцов, лоббистов, технократов, карьеристов и парвеню — правда, только на словах. В жизни он очень даже любил их общество. Я уважаю в людях умение делать дело, говорил он, причем оставалось неясно, не имеет ли он в виду попросту власть. Он презирал бюргеров как дворянин, а дворян презирал, поскольку мнил себя человеком прогрессивным.

От слова общественность он отмахивался резким, раздраженным жестом и в то же время жаждал публичных почестей и публичного упоминания своего имени. Он был вовсе не прочь иметь какой-нибудь орден, хотя и считал присуждение и ношение орденов признаком дурного вкуса. Жизнь знаменитого агрария нравилась ему куда больше, чем безымянное прозябание соседей, и он гордился своим образцовым современным хозяйством. Фотографии в бульварных журналах, где он был снят на охоте в компании промышленных тузов, банкиров и фабрикантов или на благотворительных вечерах в компании кинозвезд и популярных футболистов, тешили его самолюбие и льстили его тщеславию. Эти журналы лежали для всеобщего обозрения на столиках в гостиных. Он посылал вырезки Августе в интернат без всяких комментариев. В письмах он лишь скромно писал, что есть возможность послужить благому делу, например утереть слезы вдовам в гольштейнских селах или раздать рождественские подарки деревенским старикам и нищим.