Исследование Апокалипсиса

Разумеется, бог-творец принадлежит к числу архетипических образов, причем самых главных. Архетипическими являются и боги-спасители, именно спасители, а не пророки, подобные, например, Мухаммаду. В тех религиях, где есть спаситель, обычно нет пророка (пророков), и наоборот. Если пророк излагает взгляды учения бога-отца или интерпретирует их, то спасители заняты формулированием, передачей и внедрением собственных взглядов и учений, которые в ряде случаев, иногда весьма существенно, иногда прямо противоречат тому, что уже известно от бога-отца: таковой в христианстве является, например, Нагорная проповедь.

Очень важно отметить, что само появление бога-спасителя является отрицанием идеи бога-отца, либо существенным его дополнением, корректировкой, представлением новых надежд, поскольку последний уже не способен дать то, что от него ждут. Действительно, зачем вводить новый грандиозный религиозный персонаж, если отец, все сотворивший, все видящий, все контролирующий, сам способен дать людям то, в чем у них наибольшая потребность. Ему ведь все подвластно. Значит, недовольство творцом достигло такой степени, что людям необходимо новая духовная опора и новая надежда, которые он, всевышний, уже не способен дать. В этом состоит глубинный и бессознательный смысл появления бога-спасителя.

Между тем нельзя обойти молчанием и мнение тех, которые оспаривают истинность всеми разделяемого утверждения о безграничной любви Христа к людям, при этом, не принимая во внимание даже Апокалипсис.

Х. Р. Нибур, например, считал, что отношения Христа к Богу и к ближнему не находятся на одном уровне. Только Бога следует изо всех сил любить всем сердцем, душой и разумом; ближнего же надо поставить на тот же уровень ценности, что и отводимый самому себе. Более того, сама идея присвоения человеческой душе «бесконечной» или «сущностной» ценности представляется совершенно чуждой Иисусу. Он никогда не говорит о достоинстве человека отдельно от Бога. Ценность человека, как и ценность птицы или цветка, есть его ценность для Бога; мерой подлинной радости является радость на небесах. Благие качества человека — это его достоинства по отношению к Богу. Невозможно удовлетворительно описать добродетель любви к ближнему в поведении и учении Иисуса, если каким бы то ни было образом отделять ее от изначальной любви к Богу. Христос возлюбил ближнего не как самого себя, но так, как любит его Бог. Мы должны дать себе отчет в том, что то, что видели в нем ранние христиане и что должны принять в нем мы, если будем смотреть на него, а не на свои фантазии, не соответствует личности, исполненной вселенской доброты, любящей и Бога, и человека.

По мнению Нибура, любовь Иисуса к Богу и его любовь к ближнему — различные добродетели, не имеющие общих свойств, а только общий источник. Любовь к Богу — это есть поклонение единственному истинному благу, это есть благодарность подателю даров, это радость в святости, это «приятие Бытия». А любовь к человеку наполнена скорее жалостью, нежели поклонением, она скорее дающая и прощающая, а не преисполненная благодарности; она страдает от людской порочности и нечестивости, она не согласна принимать людей такими, каковы они есть, но призывает их к покаянию. Любовь к Богу — страсть, а любовь к человеку — сострадание. Здесь дуализм сына человеческого и сына божьего, который возлюбил Бога, как должен его любить человек, и возлюбил человека так, как это может сделать только Бог, испытывая величайшую жалость к погибающим[57].

Действительно, Христос призывал любить Бога всем сердцем, покорность ему ясно выражена и в Откровении. Но вместе с тем не следует забывать, что излагая свое учение, Христос отвергал некоторые из тех ценностей и правил, которые творец передал людям через Моисея. Он упрекал Бога-отца и за свою мученическую смерть. Однако Бог на самом деле стоит у него на первом плане. Так, Иисус утверждал: «…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим» — сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего как самого себя» (Мф., 22:37–38). Та же мысль изложена и в Евангелии от Марка (12:28–34). Что касается Апокалипсиса, там вообще местами декларируемая любовь к людям сочетается с развернутыми картинами их жестокого уничтожения.

Мы не должны забывать, что не только в связи с Апокалипсисом, но и вообще учение Иисуса было эсхатологическим. Он страстно желал исполнения мессианских обещаний величайшего исторического переворота, который позволил бы раз и навсегда уничтожить зло и добиться сверхъестественного исхода — установления божьего царства. Другими словами, его учение было упованием, обращенном в будущее, оно ярко проявляется и в Откровении, особенно в его заключительных главах, причем создается впечатление, что упование мучительно продирается сквозь девственный густейший лес жестокостей и катастроф. Упование Иисуса упорное, бурное, страстное, чрезмерное, он готов на любые жертвы ради его реализации.