По новозаветным текстам, до Откровения, Христос проявлял казалось бы полное послушание воле отца, к которому он относился не просто как почтительный сын к весьма почитаемому отцу, но и как человек к Богу. Он был рожден покорным и послушным, запрограммированным на роль мессии, по указанию творца нес людям новое слово, склонил голову перед мученическим уделом, хотя и высказал упрек Яхве. Тем не менее внимательное изучение Нового Завета заставляет думать, что Иисус все-таки самостоятелен, а покорность и послушание во многом внешние и больше декларативные. Он просто не может не быть автономным, даже суверенным, иначе он просто сольется с Яхве и станет ненужным, это был бы уже не второй Бог, практически заслонивший первого. Ведь Христос появился потому, что для определенной части древнего общества старый Яхве исчерпал свои функции и остро нужен был новый божественный персонаж. Конечно, при этом сын вовсе не претендовал на роль творца природы, вселенной и человека, но именно он, а не кто-нибудь другой, дает людям новую спасительную надежду на грядущее царство всеобщего благополучия. Образно говоря, если отец стоял в начале истории, то сын — у его финала. Излишне объяснять, насколько именно будущее важно для человечества. Мессия еще принес людям новую этику.
В Откровении Христос тем более не предстает покорным и послушным, фактически становится полностью равным Яхве, он такой могучий и всеведущий. Тем самым христианство показывало и подчеркивало преодоление иудаизма. Если романтическое воображение воспринимало Иисуса как безоглядно верующего в добрую природу людей и стремящегося с помощью этой веры активизировать доброе начало в них, то это было возможно только до Апокалипсиса. Апокалиптический же буйный агнец совсем не похож на кроткого евангелического мессию, который жил с самыми гонимыми и обездоленными, с городскими и сельскими париями, омывал ноги своим ученикам, смиренно принимал оскорбления и поношения от священнослужителей и солдат.
Евангелический Христос удивительно свободен от чрева и, конечно, от повседневных земных забот, он прост и героичен в своей вере в Бога и проповедуемое им слово, непоколебимо убежден в его правдивости и в том, что его можно реализовать путем любви и смирения. Но в смирении мессии нет и следа самоуничижения, он не переживает свое смирение как неполноценность, это его нравственная позиция. Его смирение радикально отличается от скромности и робости, присущих тем, кто не уверен в себе, в своем месте в жизни. Его смирение проистекает из абсолютной уверенности в своей правоте и выполнении миссии, предписанной тем, кто по своему усмотрению распоряжается судьбами человечества и вселенной. Со страниц же Откровения предстает совершенно иной божественный персонаж, грозный и жестокий, который даже в торжественном финале книги не перестает угрожать возмездием. От смирения не остается и следа.
Что несомненно и в полном объеме наследует Откровение из других новозаветных текстов — это сосредоточение всего внимания и всей человеческой жизни на ином мире, который является наградой за праведную и правильную жизнь. Христос в значительной мере теряет здесь статус посредника между людьми и творцом, который был у него в доапокалиптических сочинениях, он становится необходимым связующим звеном между людьми и. грядущим небесным Иерусалимом. Иисус и раньше во всем, что было связано с его мессианством, действовал властно и с уверенностью, какую дают силы и убежденность. В Откровении выражено стремление к абсолютной и беспрекословной власти Иисуса над человеком, а также отказ от всего земного. И в этом последнем Апокалипсис остается верен предыдущим новозаветным сочинениям, в том числе положениям, содержащимся в Первом соборном послании Иоанна Богослова: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (2:15–16). Этот мир — царство зла, область тьмы, где правят ненависть и убийство, это мир временных, преходящих ценностей с его чувственностью, поверхностью и материализмом, это мир умирающий и убивающий, который Христос пришел разрушить окончательно. Но если это так, то какой же мир действительно утверждает апокалиптический мессия, этот буйный и неукротимый агнец, уничтожающий людей и подвергающий их неимоверным мукам?!
Христианству ничего не оставалось, как отсечь от себя Апокалипсис, что оно и сделало.