С этим тесно связан и вопрос о завоевании государственного аппарата. Совершенно очевидно, что в современных условиях возможно завоевание отдельных его звеньев задолго до окончательного решения вопроса о политической власти, проникновение революционных демократических, социалистических сил в этот аппарат, использование его в интересах развертывания и углубления социалистической революции. Это возможно не только на муниципальном, но и на общегосударственном уровне.
Главным недостатком ряда наших работ является, на мой взгляд, чрезмерная их абстрактность, отвлеченность. Общие теоретические положения излагаются без достаточного конкретно-исторического обоснования. И это удивительно, потому что перед нами – блистательный пример материалистического изложения истории, данный Марксом в «Классовой борьбе во Франции» и «Восемнадцатом брюмера». Знаем мы и то, как конкретно, детально основные вопросы революции освещались Лениным.
Почему же автор доклада, излагая основные проблемы, связанные с теорией социальной революции, не усилил некоторые места фактами, доказательствами «от истории»? Яков Самойлович ссылается на ленинские высказывания о многообразии развития революции во Франции. Как же не привлечь в данном случае конкретный материал по этой революции?
Нужны ли дефиниции, а если нужны, то какие? Безусловно, нельзя говорить о социальной революции, не сказав, что такое социальная революция и какими историческими рамками она ограничена. Я.С. Драбкин в своем определении выделяет три момента: во-первых,
Что касается первого момента, здесь возражений, видимо, ни у кого нет: все сказано правильно, можно спорить лишь об оттенках. Вторая часть – объем понятия – вызывает некоторые сомнения. Докладчик говорит, что социальная революция отличается от более узких частных переворотов, затрагивающих лишь ту или иную отдельную сферу, например от политических (государственных) переворотов, меняющих только лиц у руководства при сохранении прежней структуры общества и основ политического курса, а также от промышленной революции или, в современных условиях, от научно-технической революции и т.п. Неясно, что же в таком случае включается в состав понятия «социальная революция». Входят ли в него промышленная, научная, культурная и, наконец, политическая революция? Видимо, нет. Я же считаю, что безусловно входят: ведь социальная революция, как правильно заявляет сам Я.С. Драбкин, это кардинальный скачок, охватывающий
Третья сторона вопроса – хронология. Здесь я тоже не могу согласиться с рядом утверждений докладчика. Б.Ф. Поршнев и другие ораторы ставили вопрос о том, правомерно ли начинать эпоху социальной революции только с того периода, когда происходят грандиозные преобразования с участием широких народных масс. Я.С. Драбкин говорит: генезис социальной революции занял не одно столетие. Верно! Дальше он говорит, что были социальные процессы, которые не являлись революцией. Почему? Да потому-де, что была полная стихийность, невозможность для участников выявить политические последствия и т.д. Это древняя эпоха. Потом наступает эпоха феодализма, но и она еще не эпоха социальных революций. Выходит, если следовать за докладчиком, что эпоха социальных революций начинается только с Великой французской революции конца XVIII в.
Думаю, что это совершенно неоправданно. Даже если исходить из определения содержания социальной революции, которое дается в обсуждаемом докладе, нет оснований думать, что все то, что происходило в древности и в эпоху феодализма, нельзя считать социальной революцией, потому что народные массы не ставили перед собой определенной цели. Став на эту точку зрения, мы должны отказаться от нашего понимания
Очень интересно поставлен вопрос о революции и эволюции. Мне кажется, его надо рассматривать, учитывая, что нет чистой, без каких-то скачков, эволюции в общественной жизни и тем более нет революции без сопутствующих ей эволюционных процессов. Здесь имеется определенное диалектическое единство, очень хорошо прослеживающееся, например, в истории революции 1848 г. во Франции.