Читаем Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения полностью

Принято думать, что эволюция – такой процесс, когда новое пробивается к жизни и подрывает старое, но всегда с существенным сохранением и даже известным перевесом старого. Поэтому и появляется несоответствие, накапливаются подспудные силы нового, и тогда эволюция приводит неминуемо к взрыву оболочки, сковывающей эволюционный процесс. Есть, однако, эволюция и с обратным перевесом: это опять-таки борьба старого и нового, борьба, которая может быть очень острой; в итоге ее обеспечивается, хотя бы и небольшой, перевес в сторону нового. В таком случае концентрация подспудных сил нового до состояния «взрыва» не доходит: они получают достаточный выход. Так, например, Маркс говорил, что при коммунизме «социальные эволюции перестанут быть политическими революциями

»
[523]. Нужно было бы и Я.С. Драбкину сформулировать эти два существенно разных вида эволюции, объяснив их различие. Тема эволюции и революции возникала в дискуссиях на международных конгрессах историков, она, безусловно, является одним из аспектов общей теории социальной революции, требующих специальной разработки.

В.Ф. Шелике

Среди многочисленных проблем докладчик выдвинул и такую: обязательна ли социальная революция на каждой ступени исторического развития? Прежде чем отвечать на этот вопрос, стоит разобраться в том, какое содержание вкладывают в понятие «социальная революция» наши историки и философы.

К сожалению, мы столкнемся с удивительным разнобоем. Многие авторы применяют этот термин только для обозначения перехода от одной формации к другой. Один лишь С.Ш. Габараев последовательно называет переход от первобытно-общинного строя к рабовладельческому тоже социальной революцией[524]

, другие же предпочитают приводить в подтверждение постулата примеры из истории буржуазных и социалистических революций. Термин используется и для того, чтобы подчеркнуть глубокий охват всех сфер жизни революциями, относящимися к этой именно категории. Слово «социальная» означает, что переворот захватил самый фундамент общества – его производственные отношения. Те же революции, действие которых ограничено областью государственной надстройки, именуются «политическими». И, наконец, еще одна позиция: С.Л. Утченко начинает свои рассуждения о социальной революции недвусмысленной констатацией, что социальная революция – закон перехода от одной формации к другой, а затем ставит вопрос, может ли революция, происходящая в пределах одной и той же формации, тоже называться социальной революцией? На этот вопрос он отвечает утвердительно[525]. Тогда получается, что один и тот же термин применяется к разнопорядковым явлениям. Вряд ли это удобно.

Может быть, нам могли бы помочь философы? Пока читаешь учебники, популярные работы, авторефераты диссертаций, все идет хорошо. Из любого учебника мы узнаем, что революция – скачок, означающий переход к новому качеству, что этот переход может происходить в разных формах – путем скачка-взрыва и путем постепенного скачка. В какой бы форме ни совершался скачок, это все равно революция. Базируясь на таких простых истинах, нетрудно прийти к заключению, что всякий

переход от одного способа производства к другому есть переход от одного качества к другому, а следовательно – социальная революция. Однако есть и другие взгляды. Так, в диссертации Г.Е. Старченко, защищенной в 1962 г., сказано, что не всякий скачок является революцией, а только скачок-взрыв. Всякий же «постепенный скачок» в обществе относится к категории реформ
[526]. Но если относить к революциям только скачки-взрывы, т.е. одноактные революции, хронологически более или менее четко обозначенные, то нам придется отказаться от понятий мирного развития революций и революции-процесса.

Вернемся теперь к недоумению, высказанному Б.Ф. Поршневым: есть ли что-либо «нерешенное» в самом понятии революция?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука