До этого момента меня смущали обнаруженные нами расхождения в базах данных, куда были занесены жертвы Холокоста и пережившие его. Силка была записана как «убитая в Освенциме», а, по словам Лале, это было неправдой. Она выжила как в Освенциме-Биркенау, так и в Воркутлаге и, вернувшись оттуда, остальную жизнь прожила в Кошице, в Словакии. После переезда Лале с Г итой в Австралию они продолжали поддерживать связь с Силкой. Г ита не один раз навещала Силку в Словакии вместе со своим сыном Гари. Но сейчас перед нами было фактическое подтверждение того, что Силка выжила. Она не поленилась съездить в родной город, чтобы внести изменения в свое свидетельство о рождении. Мы недоумевали, зачем ей это понадобилось. Возможно, затем, что она нуждалась в подтверждении своей идентичности, чтобы устроиться на работу или выйти замуж. Мы знаем, она сделала и то и другое.
— Я нашла! — сказала чиновница, кладя на стол очередную большую книгу.
На этот раз женщина не беспокоилась о том, чтобы закрыть другие имена, заразившись нашим волнением.
Мы прочли следующее: 10 июня 1919 года Микулаш Кляйн женился на Сесилии Блечовой — Сесилии, а не Фани, записанной как мать Силки. Тогда дотошная Маргарет сделала комментарий по поводу даты их свадьбы и даты рождения Силки: между ними был перерыв в семь лет. Пусть в наше время никого не удивит, если пара на семь лет откладывает рождение детей, но в начале двадцатого века это показалось бы необычным. Маргарет попросила чиновницу посмотреть, есть ли записи о рождении других детей Микулаша и Фани.
23 августа 1924 года у этой пары родилась Магдалена. Микулаш с гордостью расписался в книге регистраций как новоиспеченный отец дочери. Мы продолжали листать страницы. 28 декабря 1921 года у Микулаша родилась Ольга, но матерью была записана Сесилия. В тот раз Микулаш зарегистрировал свою первую дочь.
Узнав, что у Силки были две старшие сестры, мы были сбиты с толку тем, что матерью Ольги была записана Сесилия, а матерью Магдалены и Силки — Фани. Вернувшись назад и заглянув в свидетельство Силки, мы увидели, что регистрировал ее не Микулаш, а ее бабушка, Роза Вайс. Впоследствии мы узнали, что первая жена Микулаша, Сесилия, умерла через четыре месяца после рождения Ольги. Затем он женился на сестре Сесилии Фани, матери Магдалены и Силки. В те времена это было обычным делом. Можно лишь гадать, почему рождение Силки регистрировала ее бабушка, но она дала внучке имя своей умершей дочери.
Фрагменты пазла складывались вместе.
Следующая остановка — Бардеёв, куда, как нам известно, семья переехала после рождения Силки и откуда их на поезде отправили в Освенцим.
— Это всего в часе езды отсюда, — объяснила Ленка нам с Маргарет, когда мы спросили, сколько времени туда ехать.
Города Восточной Словакии, с которыми я теперь знакома, — Кромпахи, Сабинов, Бардеёв и Вранов — расположены всего в часе езды от Кошице и в часе езды один от другого.
И снова Ленка пустила в ход свое обаяние, и органы образования Бардеёва разрешили нам посмотреть школьные документы Силки за последние два года ее учебы. И снова нас встретила подозрительная чиновница с большим журналом в руках. Нас попросили показать удостоверения, сняв с них копии. Только после этого нам разрешили заглянуть в журнал.
Эта чиновница тоже увлеклась историей Силки и даже без нашей просьбы принялась искать табели успеваемости сестер. Я робко попросила разрешения сфотографировать табели, и на этот раз мне разрешили. Мы с Маргарет достали телефоны и принялись щелкать. Ленка и Анна переводили нам табели. Мы многое узнали: способная Силка преуспела в гимнастике и математике. Была указана их вера — иудаизм, а также занятия отца — водитель и разнорабочий.
Выйдя из здания на жаркое и яркое солнце, мы прошли по той же улице всего несколько сот метров и оказались у дома, в котором жила Силка с семьей.
Мы шли к ее дому по удивительно пустынной улице — вероятно, из-за сильной жары. Подходя к дому, мы услышали звучащую по радио музыку в сопровождении подпевающих голосов.
Я нарочно подходила к дому с противоположной стороны улицы, чтобы рассмотреть здание целиком, увидеть крышу, очертания окон и дверей. С той стороны дороги мне были видны поющие — двое рабочих, заменяющих деревянную обшивку на доме, соседнем с домом Силки. Анна шепнула мне, что они поют украинскую народную песню. Она напомнила мне, что мы сейчас недалеко от границы с Украиной и что жители Бардеёва говорят на этом языке наряду с венгерским и, возможно, польским. И снова я была смущена собственным языковым невежеством. Я так восхищалась своими многоязычными сопровождающими. И я поняла наконец, как Силке удавалось общаться в Воркуте, — вероятно, она бегло говорила по-русски.