История Абулфейз-хана

Когда прошло три дня, Ибрагим-[бий], Нияз хаджи, Абдулкарим и все начальники артиллерии с общего совета порешили и остановились на таком каверзном замысле, чтобы, выступив на [бухарские] туманы, отправиться походом на город [Бухару]. Разумеется, его величество [хан], стременем которого достойна быть Луна, также захотел направить поводья своего намерения в сторону столицы. В [бухарском] войске, [этой] сфере Страшного суда, каждый, как в день великого сбора: на арену последнего судилища, куда хотел, туда и попал[278]

. Напрасная же надежда врагов была такова, что, когда светоносная и драгоценная личность [его величества хана] достигнет до черты [бухарской] крепости, то население столицы, несомненно, запрет ворота перед его благословенным лицом, а перед ними откроет победно дверь государства. Но они не знали, что население города [Бухары] является мотыльком, /134 б

/ всегда страстно стремящимся к свече высочайшего лица или не [ведали] того, что это население — суть соловьи, которые в весеннее время бытия, оставив лишь одну розу из розового цветника минувших государей, другой какой-либо, [кроме нее], не вдыхают и не желают, хотя бы им предложили сотню букетов разных ароматных цветов.

Причиною стеснения средств жизни, которую породил поток смут [во всех] концах и районах [Бухары], было уменьшение доходов и жалованья военного сословия, а несправедливые [верхушки] узбекских племен, которые считали приграничные районы своим наследственным, от предков доставшимся, владением, кроме хераджных сборов ничего не давали [в государственную казну], а в нужных для них случаях выпускавшуюся с монетного двора монету новой чеканки в подавляющем количестве забирали [себе][279]

. Недальновидные же враги государства полагали, что от такого образа действий умы /135 а

/ народных масс придут в расстройство и вызовут мятеж против [Абулфейз-хана]. Но оттого, что любовь к его величеству так охватила народные сердца, что взаимное расположение с обеих сторон не исчезало, то в этом смысле языком потустороннего мира люди напевали такое любовное двустишие:

Для меня разлука с тобою сколько бы ни причиняла несправедливостей,Я, едва увижу твое прекрасное лицо, все забываю.