История греческой литературы Том III

При вступлении на престол Юлиана он написал ему послание, содержание которого ясно из сохранившегося ответа Юлиана, — на тему о задачах истинного правителя-философа; однако с приветственной речью Юлиану он не выступал, а имеются только косвенные указания на то, что он произнес речь о нем после смерти императора; приветственная же речь Иовиану, царствовавшему только год, в собрании речей Фемистия имеется. Возможно, что фанатизм Юлиана не заслуживал одобрения рассудительного Фемистия, и он не увидел в нем того философа на престоле, которого ожидал найти.

Кроме комментария ко "Второй аналитике" Аристотеля [234] от Фемистия дошли 34 речи, из которых 19 либо непосредственно обращены к императорам, либо рассматривают искони интересовавшие греков вопросы о природе власти, о способах правления, о войне и мире, о качествах идеального правителя. Остальные речи имеют или личный характер (№ 20 — "На смерть отца", № 33 — "О любви к детям"), или литературно-политический (№ 23 — "О софисте", № 25 — "О тех, кто говорит экспромтом", № 26 — "О том, как следует говорить философу", № 28 — "Рассуждение о речи"). Этот последний раздел с точки зрения литературной наиболее интересен.

Во всех речах Фемистий постоянно и упорно говорит о своей любви к философии и восхваляет ее при каждом удобном случае. Особенной любовью его пользуются Сократ и Платон, о которых он упоминает чаще, чем об Аристотеле, хотя последним он занимался специально. Упоминая имена Сократа и Платона, он прилагает к ним восторженные эпитеты.

Он нередко пользуется образами Платона. Так, например, в речи № 20 — "На смерть отца" — он говорит, что те кони, которых Платон изображает в "Федре" и под которыми Фемистий понимает не телесные и духовные стремления, как Платон, а практические и умственные интересы, в жизни его отца не рвались в разные стороны, а оба несли его ввысь, т. е. между практической и умственной жизнью не было разлада.

Нередко Фемистий использует и излюбленный сократовский и платоновский прием доказательства — наглядную аналогию. Например, в речи № 26 он упрекает людей за легкомысленные суждения о философии и начинает свою речь так: "Не обратимся ли мы к столяру, если захотим научиться столярному ремеслу, или же к кожевнику, когда захотим овладеть кожевенным?" Перечислив еще несколько специальностей, Фемистий делает вывод: следовательно, и философии следует учиться не у первого встречного и не следует повторять необоснованные суждения, а надо обращаться к тому, кто сделал занятия философией своей основной задачей. Почти такой же фигурой начинается уже упомянутая речь № 27.

Нечего и говорить о том, что, заимствуя приемы доказательства и средства убеждения у Сократа и Платона, Фемистий ни в какой мере не может сравняться с ними по глубине мысли; он преимущественно повторяет общие места идеалистической философии, разработанные уже не раз. Но он говорит обо всем серьезно и продуманно, без ложного пафоса и с хорошим знанием политической философии. Некоторые места его речей могли бы представить интерес для историка политических учений и права.

Очень красноречиво говорит Фемистий и о тех нравственных свойствах хорошего правителя — справедливости, милосердии, благожелательности к людям, — которые он считает особенно необходимыми; он часто употребляет слова "дружба", "человеколюбие", "братство", последнее — в смысле любви к людям вообще.

В речи "О дружбе" он резко критикует традиционную систему греческого воспитания, упрекая своих соотечественников в том, что они воспитывают детей на чтении поэтов, особенно же на поэмах Гомера, из которых одна посвящена исключительно воспеванию гнева и вражды. Философией же, которая учит благожелательности, они пренебрегают, "как будто полезнее учиться вражде, чем думать о дружбе"... ..."а между тем без дружелюбия ни один человек не захочет жить, даже если бы он владел всеми прочими благами" (№ 52).

Фемистий был язычником; однако живого интереса к чисто религиозным вопросам у него нет, религия у него растворена в идеалистической философии. Его равнодушие к вероисповеданию отражается и в том, что, по-видимому, ему было совершенно безразлично, какую религию исповедовал император: при арианине Констанции, язычнике Юлиане и православном Феодосии Фемистий продолжает занимать государственные должности, приветствовать императоров и давать им советы, наставляющие их "в благожелательности" (№ 12). Речь — "К Валенту о почитании богов" (№ 12) тоже содержит призыв к веротерпимости и совет преклоняться перед высшими силами. Реформа Юлиана, как было сказано, по-видимому, восторга у него не вызвала.