Где-то в середине столетия, когда явилась истинная нег
зависимость, история наконец вошла в круговорот будничных событий. Паровоз времени сбавил ход, далекие горизонты прошлого подернулись дымкой, а впереди проступили более четкие очертания грядущего. Тут историк, заботливо собрав знания, вынужден покинуть комфортабельный экспресс с кондиционером и тонированными стеклами на окнах, сменить колею и пересесть на шумный состав, где в окнах нет стекол, а двери в вагонах не закрываются. Здесь нет отдельных купе, вагон завален мешками и корзинами, а спокойно полюбоваться видом из окна удается редко. Принципы общежития не слишком сочетаются с личными удобствам.Столкнувшись с суровой реальностью, историк вскоре делает неутешительное открытие. Ему навязывается роль участника-наблюдателя, одного из тех хронистов-очевидцев, чьи свидетельства он так часто разыскивал. Теперь уже не удивляют их ошибки. Оказывается, нелегко осознать смысл того, что происходит на твоих глазах. Объемность и яркость рисунка проявляются на расстоянии. Вблизи вместо связного рассказа выходит лишь описание личных впечатлений, вместо картины — грубый набросок.
Недостаток перспективы — одна из проблем. Дальнейшая компиляция получается, только если разделить век на две половинки. 1947 год оказался настолько важным, разделив Индию психологически и политически, что слово «Разделение» стали писать с заглавной буквы, как и «Независимость». В самом деле, судя по таким фразам, как «Индия после Разделения», оно стало даже более значимым, чем «Независимость». Катастрофическое событие, подобно еврейскому холокосту, никогда не повторится, но помниться будет всегда.
Но в Индии нет точек, как заявляет персонаж сборника современных индийских притч, изданного в 1991 году журналистом Марком Талли{398}
. В стране, которая больше известна долгими пассажами и запятыми, расколы и раздел в 1947 году не закончились. Они продолжали довлеть над правительствами обеих стран. Первое разделение обусловило отношения Индии и Пакистана и экономику обеих стран. Боясь нового дробления, страны поспешили закрепить отношения, которые господствовали во время разделения. В 1971 году Пакистан претерпел дальнейший раскол. Обе страны пол века шли от одной угрозы раскола к другой. Кошмар начался уже в октябре 1947 года, когда обе страны взялись за оружие из-за княжества Джамму и Кашмир. Отделись это княжество, это было бы равносильно второму Разделению.За неделю до Дня независимости большинство княжеств объединились в крупные субъекты, наподобие Раджастхана, и вошли в состав новой Республики Индия. Князья пошли на это охотно, сохранив за собой титулы и привилегии. Технически они не могли выбирать между Пакистаном и Индией. Тем, что находились к западу от разделительной линии, пришлось примкнуть к Пакистану. Но большинство присоединилось к Индии и составило значительную ее часть.
Только с тремя из государств возникли серьезные проблемы. Джунагадх, расположенный в Гуджарате, на полуострове Саураштра, был слишком мал, чтобы вызвать серьезный кризис. Маленький, преимущественно индусский Джунагадх гордился скалой Ашоки в Гирнаре, а также санскритолюбивым Рудрадаманом и лотосостопыми Майтраками. Он всегда считал себя частью Индии. А вот правитель Джунагадха был мусульманином, но не того сорта, чтобы опасаться Конгресса и Валлабхаи Пателя — главного «переговорщика». На тот момент 11 % государственного дохода уходило на содержание княжеской псарни, где около 800 собак содержались в такой роскоши, какой не видело большинство подданных Джунагадха. Говорят, на вязку любимой золотой ищейки князя пригласили 50 000 гостей, в том числе самого вице-короля. Конечно, Пакистану он решил присягнуть не из-за собак, а по религиозным соображениям. Силовое решение со стороны Дели заставило князя бежать в Пакистан, прихватив четырех своих собак и столько же жен. Пакистан, конечно, протестовал против решения индийских властей. Затевать из-за Джунагадха войну не хотелось, но еще долго Пакистан считал его своей территорией, и на пакистанских картах рисовали посреди индийского Гуджарата зеленое пятно.
Подобная ситуация, только гораздо серьезнее, произошла и в Хайдарабаде. Низам и его двор считались оплотом мусульманской культуры среди султанатов Декана, несмотря на то что большинство населения было индусским. Неру и Патель и мысли допустить не могли о том, что Хайдарабад не станет индийским. Но визири низама советовали не торопиться с выбором Индии, Пакистана или собственной независимости. Перед лицом международной общественности правительство Дели дало Хайдарабаду год на то, чтобы принять окончательное решение. Но год этот оказался отсрочкой перед казнью. В сентябре 1948 года решение так и не было принято, и индийские войска бесцеремонно нарушили границы государства. Пакистан снова выразил протест, но после «полицейской акции» согласие Хайдарабада становилось пустой формальностью. Низам, как положено, поставил свою подпись.