История инквизиции

Эта нелепость, полная богохульства, может вызвать у нас улыбку, но она также вызывает и грустные мысли, ибо дает понятие о том, как смотрели сами инквизиторы на свои обязанности, уподобляя себя Богу и приписывая себе безответственное могущество, которое благодаря людским страстям обратилось в орудие гнета и беззакония.

Тюрьма инквизиции.

Судопроизводство инквизиции, происходившее при плотно закрытых дверях и свободное от всяких законных формальностей, было, по свидетельству Цангино, вполне произвольным. Ниже нам представится много случаев отметить, как пользовались инквизиторы своей безграничной властью.

* * *

Обыкновенно ход инквизиционного процесса был следующий. Указывали инквизитору на отдельное лицо как на подозреваемое в ереси, или имя его было произносимо каким-либо задержанным при его признаниях; приступали к негласному расследованию и собирали все возможные свидетельства на его счет; затем его тайно требовали явиться в суд в такой-то день и час и брали с него поручительство; если казалось, что он намеревается бежать, его неожиданно арестовывали и держали под арестом до дня явки на суд.

По закону вызов в суд должен был повториться до трех раз, но это правило не соблюдалось.

Когда преследование было основано на народной молве, то в качестве свидетелей вызывали первых попавшихся, и когда количество догадок и пустых слухов, раскрашенных этими свидетелями, боявшимися навлечь на себя обвинение в сочувствии к ереси, казалось достаточным для возбуждения мотивированного дела, то неожиданно наносили удар. Таким образом, обвиняемого осуждали уже заранее; на него смотрели как на виновного уже по одному тому, что его вызывали на суд. Единственным средством спастись было для него признать все собранные против него обвинения, отречься от ереси и согласиться на всякую епитимью, которую могли бы наложить на него.

Если же, при наличности свидетельств против него, он упорно отрицал свою виновность и настаивал на своей верности католичеству, то он превращался в нераскаянного, закоренелого еретика, который должен быть выдан светской власти и сожжен живым.

Итак, все судопроизводство было крайне просто, и один инквизитор XV века прекрасно охарактеризовал его, придя к выводу, что обвиняемого не следует отпускать на свободу, взяв с него поручительство. "Если, – говорит он, – кто-либо сознается в ереси и не приносит раскаяния, то его следует подвергнуть пожизненному тюремному заключению; если он отрицает свою виновность и будет уличен во лжи свидетельскими показаниями, то он, как закоснелый, должен быть выдан светской власти и казнен"[101]

.

* * *

По многим основаниям, однако, инквизитор старался, если возможно, добиться сознания. Во многих случаях – несомненно, в большинстве – свидетельские показания, достаточные по точному смыслу для мотивировки подозрения, были все же крайне неопределенны и крайне неясны, чтобы можно было основать на них обвинение. Всякий пустой слух, всякое необдуманное слово принимались к сведению; малейший предлог получал большое значение, когда инквизитор доказал его важность, и когда он влек за собой штрафы и конфискации, столь прибыльные для веры. Даже и в том случае, если свидетельства были убедительны, другие не менее веские соображения заставляли инквизитора "обработать" своего пленника, добиться, чтобы он сознался и предал себя на милость судей. За исключением редких случаев, когда еретики с презрением смотрели на своих судей, признание сопровождалось всегда изъявлением обращения и раскаяния. Таким образом, не только вырывали душу из когтей сатаны, но вновь обращенный должен был еще показать свое чистосердечие и выдать всех известных ему еретиков и всех подозреваемых им в ереси, прокладывая, таким образом, новые пути для дальнейшего преследования.

* * *

Бернар Ги, цитируя одного из своих предшественников, красноречиво замечает, что если внешние доказательства были недостаточно ясны, то душа инквизитора страшно мучилась. И действительно, с одной стороны, его мучила совесть, если он наказывал подозреваемого, который не сознался и не был уличен в преступлении; с другой – он страдал еще сильнее, зная по опыту ловкость этих людей, если они, благодаря своей хитрости, ускользали, к великому вреду веры, от заслуженного наказания. Успех в подобных случаях делал их более смелыми и в то же время более опытными на будущее время, а миряне возмущались бессилием инквизиции: ведь над ней ловко надсмеялись невежественные люди; над ней, которой толпа приписывала такое всевидение, над ней, от которой не мог ускользнуть ни один еретик! Отсюда ясно, что выявление виновных затрагивало инквизиторское самолюбие.

* * *

В другом месте Бернар Ги настаивает на том, что обращение еретиков имеет огромное значение для веры не только потому, что они должны при этом выдать своих единомышленников и указать их пристанища и места тайных сборищ, но и потому, что те, кто попадал в руки инквизиции, были более расположены сознать свои заблуждения и вернуться в лоно истинной Церкви.