Реестры этих судов погибли, и мы вынуждены основываться почти исключительно на словах некоторых свидетелей, которые случайно упомянули перед папской комиссией о своих прежних испытаниях. Но дело, которое велось епископом Клермонским, позволяет думать, что с ними не всегда поступали чересчур грубо. Епископ допросил 69 тамплиеров; из них сорок сознались, а остальные двадцать девять отказались признать существование в ордене какого-либо порока. Тогда прелат собрал их всех и разделил на две группы. Упорствующие заявили, что они настаивают на своих словах, и умоляли, если они позднее сознаются под страхом пытки, или тюрьмы, или другого какого-либо наказания, не верить их показаниям и не обвинять их в этом; и мы нигде не видим, чтобы после этого их вынуждали сознаться. Что же касается других, то их спросили, имеют ли они сказать что-либо в свою защиту или готовы выслушать приговор по их делу; они единогласно ответили, что не хотят защищаться и не желают слушать приговора, но предают себя милосердию Церкви. Каково было это милосердие, мы увидим ниже. Не все, конечно, епископы были так кротки, как епископ Клермонский; но дошедшие до нас отрывки показаний, сделанных перед комиссией, не позволяют нам всегда различить действие епископских судов от действия судов инквизиторов, уполномоченных братом Гильомом. Нескольких примеров будет достаточно, чтобы показать, как во время этих судопроизводств добивались показаний против ордена.
Земледелец Жан де Ромпрей заявил, что он не знает ничего дурного, что происходило бы в ордене, хотя и сознался в противном перед епископом Орлеанским после троекратного применения пытки. Брат-служитель Роберт Вижье также отрицал обвинение после того, как признал их справедливыми в Париже перед епископом Невера под влиянием жестокой пытки, от которой, как сказали ему, умерло трое его товарищей, Готье, Генрих и Шантелуп.
Священник Бернар де Вадо подвергся пытке огнем; ему так сильно прижигали подошвы ног, что через несколько дней у него выпали пяточные кости; в доказательство он представил их обломки. Девятнадцать братьев родом из Перигора сознались перед епископом Периге после пытки и лишения пищи; одного из них в течение шести месяцев держали на хлебе и воде, без обуви и только в одной рубашке. Гильом д'Эрре, явившись по вызову епископа Сентского (Saintes), отверг все обвинения; но после того, как его посадили на хлеб и на воду и пригрозили пыткой, он подтвердил, что у тамплиеров был обычай отрицать Христа и плевать на крест; перед комиссией он отрекся от этих своих показаний. Фома Пампелунский, под влиянием много раз повторявшейся пытки, которой он подвергся в С.-Жан д'Анжели, подтвердил сознание Моле; затем, посаженный на хлеб и на воду, он сознался перед епископом Сента (Saintes) в том, что обычай плевать на крест действительно существовал, и вообще дал показания, от которых отрекся перед комиссией.
Можно привести еще много показаний, данных некоторыми обвиняемыми, которые имели мужество пойти на мученическую смерть, грозившую тем, кто отрекался от своих первоначальных слов. Зная, какой страх испытывали эти несчастные, лишенные друзей и защиты, мы не можем строго порицать тех, кто уступил; но тем более должны мы удивляться твердости тех, которые устояли перед пыткой и не побоялись костра, защищая орден.
Чувство, которое вообще испытывали эти бедные люди, высказал Аймон де Барбара, которого три раза пытали и который девять недель просидел на хлебе и воде. Он с грустью заявил о том, что выстрадал он физически и духовно; но добавил, что, сидя в тюрьме, он все же не хотел отречься от своего показания. Какие тяжелые нравственные муки испытывали эти несчастные, видно из дела наставника Мойсака Жана де Кормель: приведенный в комиссию, он колебался и не хотел описать церемонии своего собственного приема в орден, заявив, что он не видел ничего дурного в обряде приема братьев; но воспоминание о пытках, которым он подвергся в Париже, пытках, стоивших ему четырех зубов, лишило его мужества, и он просил дать ему время собраться с мыслями. Ему дали отсрочку до другого дня; когда он явился вторично, то сила духа его сломилась, и он сознался во всех странных преступлениях, в которых обвиняли орден. Ему задали вопрос, советовался ли он с кем-нибудь; он ответил отрицательно и сказал, что просил священника отслужить для него обедню Святому Духу, чтобы Господь открыл ему, что он должен делать.
Эти немногие примеры проливают свет на задачу, над которой работали все французские епископы в течение конца 1308 г. и в 1309 и 1310 гг. Все это дело имело, впрочем, в виду только личность членов ордена; участь имущества тамплиеров должна была зависеть от решения, которое будет вынесено над орденом как над целой конгрегацией. Для этого Климент назначил день, когда орден должен был явиться перед Вьеннским собором в лице своих старшин и представителей, чтобы защитить себя и выставить мотивы против его уничтожения.