Принимая во внимание страх, охвативший всех, они просили, чтобы на допросы братьев не допускался ни один мирянин или влиятельный человек и чтобы им было гарантировано покровительство, так как принесшим сознание ежедневно грозили костром в случае отречения. В своем ответе комиссары слагали с себя всякую ответственность за дурное содержание и обхождение и обещали похлопотать, чтобы с узниками обращались хорошо, строго следуя указам кардинала Палестрины, данным Папою страже тамплиеров. Гроссмейстеру, добавляли они, было предложено защищать орден, но он отказался принять на себя эту задачу, ссылаясь на то, что право суда над ним сохранил за собой сам Папа.
Дав, таким образом, тамплиерам призрачную возможность защищаться, комиссары принялись собирать свидетельские показания. Они назначили четырех уполномоченных тамплиеров, Рено де Провенс (Provins), наставника Орлеана, Петра Булонского, прокурора ордена перед римской курией, и рыцарей Жофруа де Шамбонне и Бертрана де Сартиж, присутствовать при принесении свидетелями присяги и действовать, смотря по обстоятельствам дела; однако эти лица не были официально допущены в качестве адвокатов ордена. 13 апреля четыре депутата подали новую докладную записку, в которой, упомянув предварительно о пытках, при помощи которых были вырваны у подсудимых сознания, они подтвердили как общеизвестную вещь, что для получения свидетельских показаний тамплиерам были представлены скрепленные королевской печатью грамоты, в которых им обещалась свобода и пожизненная пенсия и сообщалось об окончательном уничтожении ордена.
Этот протест, очевидно, имел в виду подготовить почву к тому, чтобы подорвать доверие к свидетелям обвинения, – единственное средство, которым, как известно, располагала защита в инквизиционном процессе; с этой же целью четверо уполномоченных просили также сообщить им имена всех свидетелей. Они не смели требовать копии свидетельских показаний, но горячо настаивали на сохранении их в тайне, чтобы предотвратить опасность, которой могло бы подвергнуть свидетелей их опубликование. После вынужденного перерыва на праздник Пасхи продолжали до 9 мая собирать свидетельские показания, в общем враждебные ордену и исходившие от свидетелей, без сомнения, тщательно выбранных.
В воскресенье 10 мая комиссары были неожиданно собраны по просьбе Рено де Провенс и его товарищей, пожелавших сообщить им поразительную новость. Санский собор, поспешно собранный в Париже, постановил преследовать всех тамплиеров, выступивших на защиту ордена. Многие из этих защитников раньше уже сознались, и они геройски поставили на карту свою жизнь в тот день, когда, заявив категорически о чистоте ордена, отреклись от своих показаний. Поэтому четыре тамплиера обратились к комиссарам с просьбой оказать им покровительство, так как решение собора должно было роковым образом отразиться на ходе дела. Они требовали apostoli и просили, чтобы их личности, их права и их орден были переданы контролю Св. Престола и чтобы им даны были время и деньги, необходимые для поддержки апелляции. Кроме того, они просили комиссаров предложить санскому архиепископу не предпринимать никаких мер, пока не будет окончено производимое расследование. Они выражали также желание, чтобы их отправили с одним или двумя нотариусами заявить свой протест прелату, так как они не могут найти ни одного легиста, который написал бы им подобное заявление. Комиссары, поставленные в страшное затруднение, совещались до позднего вечера, затем призвали тамплиеров и сказали, что они всем сердцем сочувствуют им, но что у них связаны руки, так как епископ и собор действуют в силу полномочий, данных им Папою.
В расчеты Филиппа не входило, чтобы орден мог заставить выслушать своих защитников. Это неожиданное собрание приблизительно шестисот членов ордена, после того как озаботились отделить от них их старшин, и подготовительные работы по защите, выработанные накануне собора, показывали сопротивление, которое король решил уничтожить в зародыше со своей обычной, ничем не стесняющейся, энергией. Момент был благоприятный, так как после долгих усилий ему удалось добиться от Климента предоставления архиепископской кафедры в Сансе (Париж был санским викариатом) брату министра Энгеррава, Филиппу де Мариньи, человеку, безусловно преданного ему.