История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

Когда все высказались, Макартур написал в мемуарах, что он подождал немного, чтобы собраться с мыслями. «В комнате нарастало напряжение. Если бы молчание могло быть беременным, то это было именно оно». Он начал со слов: «Мой отец предупреждал меня: “Даг, военные советы порождают робость и пораженчество”». Фрэнк Пэйс, министр армии, который присутствовал на заседании, много лет спустя сказал мне, что при этих словах волосы буквально поднялись у него на затылке. Макартур продолжил:

«Те самые аргументы, которые вы привели в пользу непрактичности, обеспечат мне элемент неожиданности. Ибо вражеский командир рассудит, что никто не будет настолько нагл, чтобы предпринять такую попытку. Неожиданность – самый важный элемент для успеха в войне… Возражения ВМС по поводу приливов, гидрографии, рельефа местности и физических недостатков действительно существенны и уместны. Но эти трудности не являются непреодолимыми. Я полностью уверен в ВМС, и на самом деле я, кажется, больше доверяю флоту, чем флот сам себе».

Затем он продолжил, что единственной альтернативой было бы остаться в Пусане и продолжать нести тяжелые потери в оборонительной войне или попытаться прорваться и затем продвигаться вверх по полуострову. По его оценке, этот последний вариант будет стоить жизни 100 000 американцев и корейцев. Выступая полностью экспромтом, он драматично заключил:

«Если мы проиграем войну коммунизму в Азии, судьба Европы окажется под серьезной угрозой. Выиграем ее, и Европа, возможно, будет спасена от войны и останется свободной. Примите здесь неправильное решение – роковое решение, поддавшись инерции, – и с нами будет покончено. Я почти слышу тиканье секундной стрелки судьбы. Мы должны действовать сейчас, или мы погибнем. Если моя оценка окажется неточной, и если я столкнусь с защитой, с которой я не смогу справиться, я буду присутствовать там лично и немедленно выведу наши силы прежде, чем они будут ввергнуты в хаос кровавого поражения. Единственной потерей будет моя профессиональная репутации. Но под Инчхоном мы не потерпим поражения. Под Инчхоном мы преуспеем».

Наступила полная тишина. Никто ничего не говорил. Сила личности и огромной убежденности Макартура была буквально непреодолимой. Наконец, адмирал Шерман, начальник военно-морских операций, заговорил: «Спасибо. Великие слова в великом деле!» Атака началась. Макартур взял на себя всю ответственность, и при всем своем высокомерии он был убедительным и харизматическим лидером!

Внезапное нападение на Инчхон

В течение следующих двух недель силы вторжения в составе 62 кораблей и 70 000 человек в обстановке полной секретности были собраны, и к 8 сентября готовились к отправке к цели. Морские пехотинцы находились на последних стадиях высадки, когда Макартур получил сообщение от Объединенного комитета начальников штабов, которые вернулись в Вашингтон и встретились с президентом и Советом национальной безопасности. От сообщения, по его словам, его «пробрало морозом до костей»[266]. Оно гласило:

«Мы с большой озабоченностью отметили недавнюю тенденцию развития событий в Корее. В свете использования всех резервов, имеющихся в распоряжении Восьмой армии, мы хотели бы получить вашу оценку относительно осуществимости и шансов на успех планируемой операции, если если она будет начата в соответствии с запланированным графиком».