В 1855 году Фонтене придумал изящную диадему из алмазных ежевичных листьев, цветков и ягод в том же духе – узкую спереди и расширяющуюся сзади, причем легкие веточки спускались до самого затылка. Отчасти своей легкостью она была обязана применению нового металла – платины в оправах некоторых камней[402]
. Восемь лет спустя Массен выпустил первое из своих украшений в виде шиповника; оно вызвало такое восхищение, что его варианты выпускались еще в течение двадцати лет. Окончательным выражением натурализма в алмазных изделиях стала веточка сирени (фото 179), представленная на выставке 1867 года и купленная императрицей; все время, пока мастер трудился над ней, перед ним на скамейке лежала веточка настоящей сирени.Однако этот стиль уже обесценивался и становился слишком стереотипным. Массен писал: «Я видел в 1851 году… Да что я говорю, я больше чем видел – я фабриковал, как ремесленник, эти отвратительные украшения, которые не были мертвы, но которые и не жили! И когда я ужаснулся такому всеобщему упадку перед моим патроном Фестером, он сказал мне: „Что же вы хотите делать? Пока я делаю острые листья с круглыми цветами или круглые листья с острыми цветами, оправляю гору камней по тридцать су за штуку, это все, что у меня просят“».
Единственным конкурентом натурализму был стиль, основанный на французской королевской традиции XVIII века[403]
. Большая часть из весьма значительных остатков сокровищ короны были вставлены в новые оправы для бракосочетания Наполеона III и Евгении в 1853 году; и многие драгоценности были созданы в стиле Марии-Антуанетты. Типичный пример – алмазно-жемчужная брошь Лемонье (фото 180), по общему абрису в стиле XVIII века и лишь в рисунке листвы относящаяся к XIX веку. Некоторые из прекрасных розовых алмазов из королевского ордена Золотого руна были вставлены в брошь (фото 181), которая представляет собой еще более тщательную стилизацию под мастерство XVIII века[404]. На Парижской выставке 1855 года выставлялись и другие серии украшений из сокровищ короны, сделанных для императрицы, в том числе пояс из бриллиантовых узлов и диадема из лент; а парюра 1863 года была дополнена двумя наплечными узлами, соединенными четырьмя алмазными цепочками, которые прикрепляли шлейф придворного платья.Однако после 1855 года новый, чисто портновский элемент начинает проявляться в драгоценностях императрицы. Вскоре после 1856 года Бапст делает для нее великолепную берту из алмазной сетки с 73 грушевидными жемчужинами, образующими сетчатый узор; причем жемчуг пришлось использовать поддельный, поскольку оказалось невозможно найти достаточное количество подлинных жемчужин нужного размера.
Смену стилей XIX века лучше проследить на примере украшений из менее драгоценных камней, нежели алмазы. Это был век не больших движений в искусстве, которые могли бы найти подходящее выражение в самых драгоценных материалах, а скорее преходящих веяниях моды, которые наибольшее свое влияние оказали на ювелирные изделия, откровенно бывшие частью костюма. В 1822 году, например, возникла мода на застежки для поясов и браслетов в форме соединенных рук; в следующем году модный журнал заявлял: «Теперь носят… широкие браслеты из матового золота, похожие на слиток золота… которые мы сочли бы уродливыми, не будь они модными». В 1825 году каждая модница должна была носить фероньерку[405]
, а два года спустя в моду вошли театрально готические золотые пояса с очень длинным, свисающим спереди концом[406]. В 1827 году франты носили тяжелую золотую цепь – chaine de forçat («цепь каторжника») – поверх черного бархатного жилета, так что она оборачивалась вокруг шеи и спускалась в карман, и на ней держались кошелек, монокль или часы. Женский эквивалент был не менее массивен, но отличался готическим рисунком и оканчивался крестом.