История хорошего человека

…Я стою перед ратушей, возле главного входа в парк. Я – Стратег. И я – Убийца. Разделить наши воспоминания, эмоции и желания невозможно – это как распутать клубок из двух перекрученных тонких шерстяных нитей. Убийца с изумлением смотрит на мир, оказавшийся удивительно понятным, простым и предсказуемым. Не осталось тайн и недосказанностей, все предельно ясно и очевидно. Прошлое каждого человека читается, словно оно написано на бумаге. Будущее также можно разглядеть, но чем дальше оно от настоящего, тем хуже просматривается слова, составляющие судьбу.

Солидный торговец, проходящий передо мною, спешит в лабаз за товаром – гвоздями, которые он собирается поставить на юг для строительства мельницы. Только выгоды он никакой не получит – подводы застрянут по дороге. Откуда я это знаю? Очень просто… хотя как – просто. Некоторые причины, по которым я прихожу к подобным выводам трудно объяснить. Почему по походке и выражению лица понимаю, что этот человек спешит в лабаз за товаром, а по одежде и обуви – что он – именно торговец гвоздями? Задумавшись, осознаю, что выводы основываются не только из рассмотрения связанных с ним деталей, но из услышанного неделю назад обрывка разговора, цвета собирающихся на западе облаков, силы холодных порывов ветра, численности стаи птиц, вьющейся над ратушей… А еще – из оживленной беседы группы торговцев у входа в парк и еще множества мелочей, которые как-то складываются в голове, обдумываются, сравниваются и образуют готовый образ того, что происходило и что произойдет с попавшимся на глаза торговцем.

И ровно такие же рассуждения помимо воли применяются к любому человеку и предмету. Я знаю, понимаю и оцениваю все. Сила Создателя, как же это утомительно!

В первый момент у меня закружилась голова. Это, несомненно, реакция меня-Убийцы. Стратег уже привык. Он знает, что делит сознание с Убийцей. И, как не странно, весьма доволен этим. Более, того, он к этому стремился.

Для Убийцы происходящее – тяжелое испытание. Кто мог предположить, насколько мировосприятие Стратега отличается от всего, с чем приходилось встречаться… Плата за умение предугадывать события и объяснять прошлое оказывается несоразмерно высокой. Человек, как бы не меняли его Мастера, не способен долго нести груз всезнания, такая жизнь – прямая дорога к безумию.

Вот только Стратег, дорогие гере, разумнее и нормальнее любого из нас. И этот самый факт вызвал немалое удивление самих Мастеров.

Невдомек им, что заставляет Стратега держаться на самой границе, отделяющий разум от бездны безумия. Он был первый из Стратегов, также как и я – первый из Убийц. То ли Мастера еще не набили руку, то ли первые изделия, как и у любого мастерового, отличаются от последующих… Кто знает?

Воспоминания Людей Башни не исчезают совсем. Мастера умеют закрывать память, накрепко закрывать. Только Стратег сумел найти обходную дорожку, пройти хитрым лабиринтом внутри собственного сознания – увидеть и понять все. И тогда родились ненависть и любовь.

Ненависть и любовь. Два демона, терзающих Стратега. Ненависть, холодной волной пробегающая по спине, и любовь, сладко тянущая сердце. Владетель – чудовище в облике человека, движимый страхом и жаждой власти, и родители, убитые на пороге собственного дома, прекрасная Эделина и… Сара, именно так зовут женщину, без чувств лежащую на кровати. А еще – многие тысячи детей, вошедших в Башни и в страшных мучениях сгинувших там…

Знание приходило волнами, вызывая приступы чудовищной головной боли. Я более не мог даже сидеть на кровати и скатился, скорчившись, на пол. Меня выворачивало, желудок сводило спазмами, из носа шла кровь, в глазах потемнело. Попытки противостоять проникновению сущности Стратега были безуспешными. Никто из Убийц так далеко не заходил в преследовании. "Взглянуть на мир глазами жертвы…" Вот и взглянул…

Я собрался с силами, рывком оторвался от пола и поднялся на ноги. Пошатываясь, смотрел на Сару, едва прикрытую полупрозрачным платьем. Вдруг перед глазами явственно возникла картина: девочка, вся оборванная, чумазая, с мокрыми волосами, протягивает мне корку хлеба. Не знал, что голод может быть таким нестерпимым. Неудивительно – мама никогда не допустила бы. Страшно подумать, совсем недавно она не могла дозваться меня домой, где на столе остывала миска густой похлебки, и только строгий окрик отца заставлял нехотя оторваться от игры с соседскими близняшками. Мамы больше нет. Отца тоже. Соседский дом сгорел вместе с людьми. К соседу – толстому пасечнику на Становление Создателя приехали городские родичи. Вот всех-то их в доме заперли, даже близняшек и маленького проказника Микки. А мне, малышу, было мучительно стыдно, что голод заглушал даже боль потери.