История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Движение различных армий в отдалении равным образом имело целью решающую битву на плато Мон-Сен-Жан. Блюхер готовился сдержать слово, данное Веллингтону, и привести к нему все свои силы или их часть, собрав накануне четыре корпуса в Вавре и присоединив некоторое количество разбежавшихся солдат, которых наша скверно руководимая кавалерия так и не подобрала. У Блюхера оставалось 88 тысяч человек, весьма потрепанных в сражении 16-го, но, благодаря его патриотическим примерам, готовых вновь сражаться с предельной преданностью. Корпус Бюлова (4-й) не сделал еще ни одного ружейного выстрела, и Блюхер предписал ему первым выдвигаться к Мон-Сен-Жану. Он приказал Бюлову перейти через Диль на рассвете; но генерал, задержанный пожаром во время прохождения через Вавр, смог выдвинуться к Мон-Сен-Жану только после семи утра. Он имел приказ направляться к часовне Сен-Ламбер, расположенной на фланге позиции, где должно было состояться сражение, и мог подойти к ней к часу пополудни. Блюхер намеревался поддержать Бюлова Пирхом (2-й корпус) и направить Цитена (1-й корпус) проселочной дорогой вдоль леса Суань в Оэн, чтобы тот дебушировал еще ближе к левому флангу англичан. Корпуса Пирха и Цитена, в которых осталось по 15 тысяч человек, присоединенные к Бюлову, не понесшему потерь, доводили помощь, которую пруссаки намеревались обеспечить Веллингтону, до 60 тысяч человек. Тильмана (3-й корпус), не сильно пострадавшего в Линьи, Блюхер решил оставить в арьергарде, предписав ему удерживать Груши перед Вавром и не давать ему перейти через Диль.

Возможное появление 60 тысяч пруссаков на правом фланге было чрезвычайно опасно для Наполеона. Но 34 тысячи французов, накануне победивших в Линьи, исполненных веры в себя и преданности знамени, занимали такую позицию, что могли обрушить удар, нависший над нами, на голову пруссаков. Прибыв в Мон-Сен-Жан раньше Блюхера, они могли сделать Наполеона неуязвимым хотя бы в течение дня; прибыв позже Блюхера, они могли зажать его меж двух огней и сокрушить. Весь вопрос был в том, прибудут ли они вообще, но, по правде говоря, сомневаться в этом было трудно.

Мы знаем, в самом деле, что Груши, потеряв накануне полдня в напрасных поисках, в конце концов обнаружил движение пруссаков на Вавр и передвинулся на Жамблу. Он прибыл туда поздно, но, несмотря на задержку, ничего еще не было потеряно, ибо от наших войск Груши отделяли четыре лье по прямой и не более чем пять лье по проселочным дорогам. Гром пушек, который наполнит вскоре всю округу, должен был сделаться для него самым ясным из всех приказов, и, поскольку для соединения с Наполеоном ему требовалось пять часов, у него оставалось еще достаточно времени, чтобы успеть доставить решающий груз на весы наших судеб. Ведь если Блюхер двигался к Мон-Сен-Жану, Груши должен был двигаться туда же, и в одиннадцать часов утра в отношении участи Франции можно было питать в равной мере и надежды, и опасения. Да что там говорить, следовало питать только надежды, ибо гром пушек, достигнув слуха этих 34 тысяч французов, должен был отворить и их ум! Но, увы, он отворит ум и откроет истину им всем, за исключением одного – того, кто ими командовал.

Польский офицер Зенович, которому Наполеон поручил доставить Груши последнее сообщение, на целый час задержался у Сульта, чтобы получить из его рук письменную депешу. Эта депеша, совершенно двусмысленная, не стоила потраченного из-за нее времени. Она гласила, что предстоит большое сражение с англичанами и нужно ускорить движение на Вавр, чтобы поддерживать тесное сообщение с армией и согласовывать с ней свои операции.

Между тем, какими бы туманными ни были ее выражения, в сопоставлении с предыдущими приказами она достаточно ясно указывала, что нужно торопиться, чтобы встать между англичанами и пруссаками или атаковать последних, атаковать неважно как, лишь бы занять их и помешать принести победу англичанам.

Пробило 11 часов. Наполеон уже встал, не оставив брату времени прервать его сон. Он покинул ферму Кайю и расположился на ферме Бель-Альянс, откуда мог обозревать всю котловину, где ему предстояло дать последнее сражение. Он в окружении офицеров разместился на холме, разложив на столе карты и оставив у подножия оседланных лошадей. Обе армии неподвижно ожидали сигнала к бою. Англичане были спокойны, уверены в своей доблести, своей позиции, своем генерале и в усердном содействии пруссаков. Французы (солдаты и нижние офицерские чины), в высочайшей степени воодушевленные, думали не о пруссаках и не о Груши, а только об англичанах, стоявших перед ними, и ожидали победы от себя и от командовавшего ими гения, который всегда умел вовремя найти непреодолимые комбинации.