История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Фуше вовсе не озаботился этим заявлением и вечером 5 июля прибыл в Нейи к Веллингтону. Помимо английского главнокомандующего он нашел там Талейрана, сэра Стюарта, Гольца и Поццо ди Борго. Веллингтон захотел прежде всего узнать, удалилась ли французская армия, все ли нынешние власти готовы уйти в отставку и возможно ли добиться выдачи Наполеона. Фуше отвечал, что армия постепенно отходит, но не без затруднений; что жители столицы в отчаянии; что Парижская национальная гвардия, на которую, похоже, рассчитывают, готова далеко не ко всему, чего от нее ожидают;

и что требуется величайшая осторожность, чтобы постепенно добиться всех желательных отставок и ввести короля в Париж. Он также сказал, что выдача Наполеона невозможна, ибо в эту минуту он, должно быть, отплывает в Соединенные Штаты.

Союзники остались весьма недовольны последним заявлением, в котором продолжали видеть плутни Фуше. Затем спросили, что он подразумевает под предосторожностями

, которым, по всей видимости, придает такое значение. Тогда Фуше объяснился и, как человек более практический и здравомыслящий, нежели переговорщики, побывавшие у Веллингтона, перечислил основные условия: новую декларацию короля, гарантирующую безопасность всем без исключения лицам, скомпрометированным до, во время и после революции 20 марта, и признание трехцветного знамени. Без выполнения этих условий, сказал Фуше, он не считает возможным вступление короля в Париж без применения силы.

Обсуждение условий Фуше продолжалась до четырех часов утра и осталось безрезультатным, поскольку его главный собеседник Талейран с аристократической непринужденностью отклонял всё, чего с упорством расчетливого простолюдина требовал Фуше. Веллингтон настаивал на достижении согласия, но не убедил ни одну, ни другую сторону, а поскольку за спором не успели заняться личными интересами, Фуше ничего не сказали о том, что уготовано лично ему. Он удалился недовольный и в целом, и в частностях и оставил представителей Европы и короля столь же недовольными. Однако Веллингтон назначил ему новую встречу назавтра; отсутствие согласия не означало разрыва.

По возвращении в Париж Фуше по-своему отчитался о произошедшем в Нейи, заявив еще более категорично, что Бурбоны неизбежны, противостоять воле Европы невозможно, но можно добиваться обнадеживающих условий и в этом отношении он ничем не пренебрег. Ему поверили меньше, чем он того на сей раз заслуживал, и вообразили, что он думал только о себе.

Фуше, постепенно перестававший тревожиться о мнении коллег, отнесся к ним легкомысленно и занялся подготовкой вступления Людовика XVIII в Париж. Его первой заботой было ускорение отъезда Наполеона из Рошфора. Он заметил, что пока Наполеон остается во Франции, в лагере членов коалиции не верят в искренность его отречения и упорно требуют его выдачи. Фуше хотел уничтожить причину недоверия и к тому же не хотел отвечать за пленение Наполеона в том случае, если он попадет в руки неприятеля, ибо мечтал отнять у него трон, но не жизнь и свободу.

Как мы знаем, фрегаты уже были избавлены от необходимости дожидаться пропусков. Фуше пошел дальше, снова потребовав, чтобы генерал Беккер ускорил отъезд знаменитого беглеца, и отправил ему все необходимые разрешения, кроме разрешения сообщаться с английским крейсерством – из опасения, что Наполеон, из странного доверия к англичанам, им сдастся. Шестого июля Фуше добился постановления исполнительной комиссии, которое предписывало Беккеру заставить Наполеона взойти на борт, дать ему понять, что это необходимо для его личной безопасности, предоставить, если фрегаты окажутся под чрезмерным наблюдением, любые легкие суда, какие найдутся, и даже дать согласие, вопреки отправленным прежде приказам, на сообщение с английским крейсерством, но только по его письменной просьбе, дабы не нести ответственности за последствия.

Позаботившись о безопасности Наполеона, Фуше попытался подготовить аргументы для новых совещаний, которые предстояли ему в Нейи. Лучшим доводом была позиция Парижской национальной гвардии. С неудовольствием встретившая возвращение Наполеона гвардия, желавшая Бурбонов, но без их отживших идей, страстей и надменности эмигрантов, не снимала трехцветные кокарды и спускала белое знамя повсюду, где пытались его водрузить. Фуше добился со стороны командиров гвардии заявления, в котором они еще раз обозначили приверженность трехцветному знамени, проистекающую из его славы и политического значения. Под заявлением стояли сами почтенные имена столицы.