Но хотя двор был готов простить тех, кто принес в жертву Людовика XVI, мнимых авторов заговора 20 марта он прощать не намеревался. Фуше смутно чувствовал это, как и то, что его назначение их совсем не защитит. Но с ним говорили столь категоричным тоном и к тому же предложили такую взятку, что он не осмелился настаивать. Что до трехцветного знамени, Фуше дали понять, что возвращение к этому предмету оскорбит Людовика XVIII, и он покорился, получив в качестве единственной уступки собственное назначение в самое грозное из министерств.
После переговоров отправились в Арнувиль, чтобы представить Фуше Людовику XVIII. Это и был предмет пожеланий Фуше; это и было то, чего он не сумел добиться при первой Реставрации. Он ощутил горячее удовлетворение, и при виде монарха, который совершил над собой крайнее насилие, принимая его, Фуше показалось, что клеймо цареубийцы исчезло с его лба. Король, заранее разучивший свою роль, как обыкновенно поступал в важных случаях, встретил Фуше с большой любезностью. «Вы оказали мне много услуг, – сказал он, – и окажете еще больше. Я давно хотел включить вас в мое правительство; теперь я могу, наконец, это сделать и надеюсь, что вы будете служить мне верно и с пользой».
По возвращении в Париж Фуше затруднился с рассказом об всем, что ему надлежало сообщить своим коллегам. Он признавался им, что встречается с главами коалиции, указывая в качестве предлога на желание избежать второй реставрации или хотя бы добиться для нее подходящих условий. Но теперь ему пришлось объявить бесповоротно, что Бурбонов нужно принять, что, не считая декларации Камбре, он не добился ни всеобщей амнистии, ни трехцветного знамени, ни сохранения действующих палат и что все предоставленные ему гарантии сводятся к министерскому портфелю для него лично. Однако он вынужден был завершать дело и заявил, что полномочные представители ошиблись, что у союзников и в мыслях не было предоставлять Франции свободу выбора династии, что их сдержанность на этот счет была уловкой, что следует незамедлительно принять Людовика XVIII, который предоставит всё, что обещал Талейран, то есть отменит прошлогодний закон о прессе, внесет некоторые изменения в хартию, создаст единое правительство и обещает полное забвение прошлого, а доказательством искренности этого обещания является его собственное назначение министром полиции.
После произошедшего Фуше и его коллеги не могли и часа оставаться вместе. Они договорились отправить объявление о роспуске в обе палаты и тотчас его отправили. Палата пэров разошлась без единого слова, чтобы не собираться уже никогда. Палата представителей также выслушала объявление об отставке в молчании, но затем продолжила печальную комедию обсуждения конституции, которой не суждено было продлиться и дня. Фуше с Дессолем, вновь сделавшимся командующим Национальной гвардией, отобрали гвардейцев, чьи роялистские взгляды гарантировали их поведение, и поручили им занять подступы к дворцу, дабы воспретить вход в него представителям.
В «Мониторе» обнародовали решение, объявлявшее о роспуске палат и о вступлении короля Людовика XVIII в Париж 8 июля после полудня. Вечером Фуше вновь отправился к королю объявить, что всё готово, и его встретили как человека, которому Бурбоны, не считая победителя Ватерлоо, обязаны более всего.
Завершим наш печальный рассказ и добавим, что, тогда как палата представителей пережила правление Наполеона на две недели, Талейран и Фуше пережили палату лишь на несколько месяцев и присоединились ко всем остальным отправленным в отставку и изгнанным великим действующим лицам Революции и Империи. Вот какую прибыль получили те и другие от последней попытки 20 марта, столь плачевно завершившейся 8 июля и известной под наименованием
LXII
Святая Елена