Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I полностью

Но привести пехоту на Ландграфенберг было еще не всё, следовало доставить туда артиллерию. Носясь на лошади во всех направлениях, Наполеон обнаружил проход, менее обрывистый, чем остальные, по которому можно было с большим трудом затащить на высоту артиллерию. К несчастью, путь был слишком узок. Наполеон тотчас вызвал подразделение солдат инженерной части и приказал им расширить проход. В нетерпении он сам руководил работой с факелом в руке и удалился лишь глубокой ночью, когда по проходу пошли первые пушки. Для доставки каждого артиллерийского обоза на вершину Ландграфенберга требовалось двенадцать лошадей. Наполеон предполагал атаковать генерала Тауенцина на восходе и, внезапно оттеснив его, захватить пространство, необходимое для развертывания армии. Опасаясь, однако, выходить через единственный проход и желая разделить внимание неприятеля, он предписал Ожеро на левом фланге войти в ущелье Мюльталь, передвинуть на дорогу из Веймара одну из его двух дивизий, а с другой выйти на обратную сторону Ландграфенберга, дабы атаковать тылы генерала Тауенцина. Сульту, чей корпус должен был прибыть ночью, он приказал вскарабкаться справа по другим лощинам, дабы равным образом атаковать тылы Тауенцина. Наполеон не сомневался, что прорвет позицию пруссаков при такой двойной диверсии справа и слева и обеспечит себе участок, необходимый для разворачивания армии. Ней и Мюрат должны были подняться на Ландграфенберг по дороге, которой следовали Ланн и гвардия.

День 13-го закончился; глубокая тьма окутала поле сражения. Наполеон поставил свою палатку в центре каре и позволил зажечь лишь несколько огней. Но прусская армия зажгла все огни. На всей протяженности плато виднелись огни князя Гогенлоэ, а справа у горизонта, на высотах Наумбурга, – огни армии герцога Брауншвейгского, ставшей вдруг видимой для Наполеона. Он подумал, что прусские силы вовсе не отступили, а явились принять участие в сражении, и тотчас послал новые приказы Даву и Бернадотту. Даву он предписал хорошенько охранять мост Наумбурга и даже перейти через него при возможности, чтобы атаковать пруссаков с тыла, пока с ними будут вести бой с фронта. Бернадотту он приказал содействовать запланированному движению, либо соединившись с Даву, если он будет рядом, либо атаковав пруссаков с фланга, если Даву уже занял позицию, более приближенную к Йене. Наконец, Мюрату с его кавалерией Наполеон предписал прибыть как можно раньше.


В то время как он отдавал эти распоряжения, князь Гогенлоэ пребывал в полном неведении об ожидавшей его участи. По-прежнему убежденный, что основная часть французской армии не осталась у Йены, а быстро движется на Лейпциг и Дрезден, он предполагал, что будет иметь дело лишь с корпусами Ланна и Ожеро, которые должны были, по его мнению, показаться между Йеной и Веймаром. Укрепившись в этой мысли, он и не думал обороняться со стороны Йены, выставил там лишь корпус генерала Тауенцина, а свою армию выстроив вдоль дороги из Йены в Веймар. Его левый фланг, состоявший из саксонцев, охранял вершину Шнеке, правый фланг простирался до Веймара и соединялся с корпусом генерала Рюхеля. Между тем, огонь стрелков, доносившийся с Ландграфенберга, посеял некоторое волнение, и, когда Тауенцин запросил помощи, князь Гогенлоэ приказал взять оружие саксонской бригаде Черрини, прусской бригаде Заница и нескольким кавалерийским эскадронам и направил эти силы к Ландграфенбергу, чтобы согнать с него французов, которые, как он думал, не успели на нем закрепиться. Но в ту минуту, когда он собирался исполнить свое решение, полковник Массенбах доставил ему повторный приказ герцога Брауншвейгского не завязывать никаких серьезных сражений и ограничиться только охраной переходов через Заале и особенно перехода в Дорнбурге, который внушал опасения, потому что там были замечены войска. Князь, став самым послушным из помощников именно тогда, когда не следовало быть таковым, внезапно остановился. Однако было нечто знаменательное в том, что, повиновавшись приказу не завязывать сражения, он оставил открытым выход из ущелья, из-за чего на следующий день ему пришлось принять сражение гибельное. Как бы то ни было, отказавшись отбивать Ландграфенберг, князь удовольствовался отправкой к генералу Тауенцину бригады Черрини и размещением в Нерквице, под командованием генерала Хольцендорфа, бригады Заница, стрелков Пелета, одного батальона Шиммельпфеннига и нескольких подразделений кавалерии и артиллерии. Затем он отправил нескольких всадников легкой кавалерии в сам Дорнбург, чтобы разузнать, что там происходит.

Ограничившись этими распоряжениями, князь Гогенлоэ вернулся в свою штаб-квартиру в Капеллендорфе, полагая, что, имея 50 тысяч человек, и даже 70, считая корпус генерала Рюхеля, он накажет Ланна и Ожеро за их дерзость, если они осмелятся атаковать его со своими 30–40 тысячами, и восстановит честь прусского оружия, серьезно пострадавшую в Шлейце и Заальфельде.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное