Когда снегопад внезапно прекратился, открылось ужасающее зрелище. Около четырех тысяч (из шести-семи тысяч) убитых и раненых бойцов устилали землю. Раненый Ожеро, более чувствительный к гибели своего корпуса, нежели к опасности для себя, был отнесен на кладбище к ногам Наполеона, которому не без горечи посетовал на неоказание ему своевременной помощи. Мрачное уныние царило на лицах в императорском штабе. Спокойный и твердый Наполеон, принуждая других к бесстрастности, к которой принуждал себя сам, обратился к Ожеро со словами утешения, а затем отправил его в тыл и предпринял меры для исправления нанесенного ущерба. Тотчас послав бывших у него под рукой гвардейских егерей и несколько драгунских эскадронов для отвода неприятельской конницы, он вызвал Мюрата, чтобы приказать ему решительно атаковать линию пехоты, формировавшую центр русской армии и уже выдвигавшуюся вперед, воспользовавшись разгромом Ожеро. Мюрат примчался по первому зову. Героическому вождю конницы Наполеон приказал собрать воедино егерей, драгун, кирасиров и атаковать силой восьмидесяти эскадронов. Гвардейская конница приготовилась присоединить свой удар к удару армейской. Минута была решающей, ибо русская пехота приближалась к кладбищу, а у Наполеона для защиты было лишь шесть батальонов пешей императорской гвардии.
Мюрат повел свои эскадроны меж кладбищем и Ротененом, по тому же проходу, по которому незадолго до того вышел навстречу почти верной гибели корпус Ожеро. Первыми атаковали драгуны генерала Груши, дабы расчистить участок и оттеснить с него неприятельскую конницу. Этот доблестный офицер, хоть и выбитый из седла, вновь поднялся, возглавил вторую бригаду и рассеял всадников, шедших впереди русской пехоты. Но чтобы оттеснить пехоту, понадобились мощные эскадроны генерала д’Опуля. Этот офицер, с безупречным искусством управлявший многочисленной кавалерией, явился во главе двадцати четырех кирасирских эскадронов, за которыми следовали драгуны. Выстроенные в несколько линий кирасиры устремились на русские штыки. Первые линии не смогли прорваться, остановленные огнем, и, отступив вправо и влево, перестроились за идущими вслед линиями для новой атаки. Наконец одна из них, ударив с наибольшей мощью, прорвала неприятельскую пехоту и открыла в ней брешь, через которую наперегонки проникли кирасиры и драгуны. Как река, прорвав плотину, вскоре сносит ее всю, французские эскадроны, прорвав русскую пехоту, через несколько мгновений опрокинули и порубили саблями всю ее первую линию.
Тем временем вторая линия отступила к лесу, видневшемуся в глубине поля битвы. Там находился последний артиллерийский резерв. Поставив его батареей, русские открыли беспорядочный огонь, мало заботясь о том, что бьют по своим и чужим, лишь бы избавиться от грозной кавалерии французов. Генерала д’Опуля насмерть сразила картечь. Пока французская кавалерия сражалась таким образом со второй линией пехоты, начали там и тут вновь подниматься отдельные части первой. При таком зрелище на помощь Мюрату устремились конные гвардейские гренадеры генерала Лепика, одного из героев армии. Атаковав поднимающиеся группы русской пехоты, гренадеры довершили уничтожение центра русской армии, остатки которого спаслись бегством.
Во время этой неразберихи одно из звеньев огромной пехотной линии русских подошло к самому кладбищу. Три-четыре тысячи русских гренадеров, шагающих прямо вперед со слепой храбростью войска более доблестного, нежели умного, уже подходили к церкви Эйлау и угрожали кладбищу, где расположился императорский Генеральный штаб. До сих пор неподвижная пешая гвардия без единого выстрела переносила артиллерийский обстрел. Теперь она с радостью увидела случай вступить в бой. Первый гвардейский батальон под командованием генерала Дорсенна, получив возможность померяться силами с русскими гренадерами, подошел к ним без единого выстрела, начал штыковую атаку и потеснил, в то время как Мюрат, завидев эту схватку, бросил туда два егерских полка под командованием генерала Брюйера. Несчастные русские гренадеры, зажатые меж штыками гвардейских гренадеров и саблями егерей, почти все были убиты или захвачены в плен на глазах у Наполеона и в нескольких шагах от него.