Читаем История одиночества полностью

Из всех видов досуга XIX века рыболовный спорт настойчивее других требовал тишины. Уолтон переселил ранних отшельников на берег реки, ссылаясь на «невинность и простоту, присущие первым христианам, тем христианам, которые были, как почти все рыболовы, люди тихие, мирные…»[428]. На посвященном его трудам витраже Винчестерского собора приведена строка: «Учись быть тихим». В каждом описании этого занятия указывалось как на определенный объем познаний, необходимый успешному рыбаку, так и на полное отсутствие шума на берегу реки. Уолтон писал, что для рыбака это занятие – «отдых для ума, веселье для духа, отвлечение от уныния, успокоение тревожных мыслей и источник благодушия»

[429].

Сосредоточенное применение знаний – какое оснащение использовать, какую наживку насадить, какую часть ручья выбрать для ловли, как устроена экология реки и ее берегов, – позволяло освободить ум от тяжелого умственного труда, необходимого на работе[430]

. В известном эссе середины XIX века Чарльз Кингсли упоминал «самое изысканное наслаждение рыбака, тот мечтательный, созерцательный покой, нарушаемый лишь необходимым занятием, что поддерживает тело в активном состоянии, тогда как разум спокойно воспринимает каждый образ и звук природы»[431]. Большинство последователей Уолтона полагали, что наибольшую пользу извлекали из этого изнуренные представители среднего класса, но, как утверждал Уильям Хоуитт, той же самой радости побега от трудовых забот искали и те, кто работал руками:

Тяжесть жизни бедняка – тревоги нищеты – борьба за выживание в огромных городах – посещают его, когда сидит он у прекрасного ручья – прекрасного, как мечта о вечности, и прозрачного, как вечный небесный свод над ним; – они приходят – но он отбрасывает их на время[432].

Как и в случае с другими видами досуга, чем больше был доход, тем легче было сбежать от общества. Те, кто мог себе позволить недельную аренду лососевой речки в горах, были явно более одиноки, чем рыбаки из рабочего класса, вступившие в клуб, чтобы позволить себе отправиться на однодневную рыбалку в пригород. И все же не следует переоценивать контраст между двумя уровнями этой активности[433]

. Физическое пространство между одним рыбаком и другим было аксиомой на всех уровнях, будь это спортивная рыбалка или пресноводная. В неформальном мире рыболовства начала XIX века существовало неписаное правило касательно того, насколько близко может находиться один рыбак к другому. «Во избежание споров, – писал Т. Ф. Солтер, – среди рыболовов принято считать и соглашаться… что между каждым человеком во время рыбалки должна сохраняться дистанция в длину удочки и лески, или в тридцать футов»[434]. Рост числа клубов, опирающихся в своей деятельности на строгие правила, и увеличение количества участников соревнований сделали еще более важными установление подобных правил и контроль за их соблюдением. На матчевых рыбалках конца XIX века колышки участников расставлялись на расстоянии от восьми до десяти ярдов друг от друга[435]. Чтобы не допускать столпотворений, клубы приняли правило Солтера. Уставы современных рыболовецких ассоциаций требуют дистанции хотя бы в пятнадцать, а лучше – в двадцать ярдов между соперниками, при этом каждый рыболов, передвигаясь в процессе ловли, должен оставаться в пределах ярда по обе стороны от своего колышка[436]. Необходимость следить за цифрами заставляла участников матчевой рыбалки оберегать свое пространство более ревниво, чем это делали менее организованные рыбаки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука